Но давайте, всё же, уделим немного внимания спокойствию: откуда оно может возникнуть в экипаже, который вот-вот рухнет вниз? Как возможно такое, что чем дальше я отхожу, тем заглушеннее становятся их вопли? – ведь обычно в мои уши доносится писк. Кажется, я догадываюсь: сильный страх искривляет их энергетику… Спокойствие как у мёртвых: то ли они падают, то ли уже упали. Или, что маловероятно, экипаж, падая, зацепился за какой-то выпирающий корень дерева и сейчас уповает на одного бога, – бога езды! Они надеются, что гуманность этого бога услышит и прибежит к ним на помощь. О, дайте мне подробное описание этого бога, чтобы его нагнать! У него были копыта и шелковисто-бархатный изгиб шерсти? Судя по всему, он пронёсся на всём скаку, по всем континентам и биомам, маскируясь то под вас подобных, то под верблюда, то под улитку, то под рогатого, то под многорукого ирода, то под, то над, то здесь, то там… полнейший зооморфизм. Его видели в виде Сет с головой окапи, в виде Вигхна с головой слона, Павора, Куа-фу…
«В виде» – да, а «без вида» – тут уж увольте…
Его бег так быстр, что он, обежав всю планету, успевает догнать марево своего хвоста!..
Бог для них — это нечто существующее, но никем не виданное и дабы придать этому невиданному существу, – который скрывается под вашими волосами на вспотевшем теле в момент испуга или страха, – явственность, они стремятся его оформить в рамках видимости и осязаемости; вклинивают его в иконы – в качестве неопровержимого доказательства его существования. Но при этом никто из них наверняка не может сказать, кем, когда и где была написана библия, – не абсурдно ли это?
Если же говорить обо мне, как о Боге — а я в себе уверен, – то мне абсолютно всё равно, что вы там калякаете; у меня нет ни времени, ни желания в этом разбираться, – можете себе вообразить, сколько у меня таких песчинок, вроде вас? Голова кругом идёт. Вы в поисках этого существа на протяжении не одной эры, – с самого основания моего клуба, – но следование по его следам все никуда не приводит – а только заводит, потому что он начал свой бег с момента зарождения планеты — маленькой песчинки – и намотал, начиная от ядра, ещё три геосферные оболочки. Его следы, расчертившие планету вдоль и поперёк, собьют с толка даже самого опытного следопыта. Однако, за учинённое им ранее, тяжкое преступление (вспомните эпизод с лошадьми), его дух навечно будет повязан с оной планетой. Для тех, кому больше не во что верить, – точно эхо из прошлого, когда лошади бросили экипаж, который только на них и мог надеяться, – он остался идеалом поклонения — таинственным и непостижимым. Ну как же было не создать для его благосклонности загоны монастырей, церквей, храмов, – надежду, что на них всё-таки ниспустится его гуманность, пацифизм, на которую все они рассчитывали, уже будучи мёртвыми (после завершения истории падения экипажа и последовавших затем, глав жизни/смерти), – точно отголосок несовершенной надежды. Все это игра в кошки — мышки.
Возможно, они забыли, а, может, на тот момент даже не догадывались, что и их планета – по которой гонял их гомункулобог, – тоже была кем-то создана; созданы и другие такие, – целые глазуньи галактик, искрящиеся зажаристой пылью диффузной среды!.. Вряд ли, если же он действительно всемогущ на такие масштабные работы в зодчестве страны Вселенная, вряд ли он мог избрать себе место на тех крохах-черепках, которые для него, судя по его «могуществу», были бы не крупнее пыли и которые изначально были занесены в клуб с интенцией увеселения.
Лишь одно моё неумеренное дуновение может содрать одежду с вашей планеты, переодев в новый век, эпоху, эру… А являясь по натуре приверженцем парафилии и эксгибиционизма, пуговицы этой одежды будут расстёгнуты не спеша; спящие вулканы зааплодируют, ветры, гудя, пронесутся на первый ряд, забронированный элитарным обществом масок; и непременно натекут океаны. В столицу всех правил станут сплываться, вихриться, струиться и пробиваться все судьи природных биомов, готовые, за долгое время обета молчания и тщательного зондажа́, вынести свои оценки происходившему с момента зарождения планеты. Возможность посещения представится многим, – а иначе для кого я это всё организовывал и составлял развлекательные номера? Но критерием отбора послужит вера и правда, которой вы мне служили. Желанными гостями станут те, кто устоял перед «обрядовыми» махинациями жителей, из последних сил терпя боль и унижения. Природа – она же ваша мать? – чистая и невинная, а не те отбросы, которыми вы её снабжали и которыми, скорее, и сами являетесь.
В интродукции будет вершиться суд; между актами — сентенциозная интерлюдия; а в довершение — каденциозная экзекуция, и, – «Та-да-да-Да-а-ам!». Таков девиз: «Мой лог — пролог, эпиграф, эпилог, – а между ними перешёптывания, суматоха и… истребленье блох».
Зрители будут принимать непосредственное участие в различных конкурсах, гуляньях, церемониях, торжественных ритуалах, награждениях и смотрах. Фитилёк вулканической бомбы решительно вздёрнут. Задания будут подбираться непосредственно для каждого участника, по его способностям.
Акт первый: всплеск свободы фейерверка смерти; текучие лавы фьордов и картинное представление подлинных ценителей искусства, – как же обвораживает лицезреть проварку негодных компонентов черепка! Все бурчит, переваривается, дезинфицируется; испорченное аннигилируется в съестное. Теперь, довольные и облюбленные зрители просят на сцену, громом оваций – бури, ураганы, смерчи, цунами, тайфуны, – дабы остудить и сдуть остатки костей – творчества планеты, – которое мне самому ещё предстоит узреть (однако это не будет иметь никакого отношения к «подлинному» творчеству).
Наступит и заключительная часть: джакузи гидротермальных источников предоставят услуги бальнеотерапии; обмоют огненную землю под контрастным душем минеральных вод, чтобы залечить рубцы, трещины и синяки, которыми её награждали гомункулы за покорное служение.
Творчество многогранно и непосредственно; теперь чаще радуют пассажи вдохновительной силы, – как спящие вулканы страсти; как абет перед бурей безумия, срывающий ещё не возделанные крыши; как движение литосферных плит; как изменения и новостройки земных рельефов, и как вся геофизика в целом! Вы только представьте, что за концерт разразится в моём животе, который будет щекотать мелодичными взрывами струнных арпеджо! Они разнесут метеоритами/метеоризмами весь мой клуб в щепки! Разнесут танцплощадку, на которой, под взрывы своих мелодий, я буду катиться со смеху, вспрыгивая антраша ножниц ног и разрезая пустоту своего войда стремительными скерцо чередований внешнего — происходящего в микроскопическом мире, и внутреннего – истерического ржания, – и так до finita la commedia!
И тогда из расселины срединной пустоты, точно между плотинами, запачканными фекалиями творений, взойдёт росток полотна из сколлапсированного корешка остаточного «рвания живота»; листики плотин отпадут трансформным разломом к его корням (компостом послужат выведенные из меня болезни). В те манускриптные криптограммы, выложенные из мельчайших элементов перегнивших клеток и атомов, – ранее бывших мутным веществом, некогда составлявшим черепки, – будут занесены мои суждения и подытоживающий вердикт обо всём увиденном. Как только из того, исчерпавшего своё назначение, манускрипта, будет вынесен – укрепившимися корнями цветка – весь компост, он свернётся в рулон туалетной бумаги и отправиться в кругосветный тур по обновлённому назначению, мерцая клубными огнями. Все на орбиты своя…