- Пиксарет этого мира не заключал. Пиксарет не похож на других абенаков. За скальп англичанина или ирокеза он нарушит любое соглашение. Он слушает только один голос, голос Черного Платья. А тот говорит им, что крещение пойдет на пользу абенакам, что бог белых поможет им одержать победу. Черное Платье имеет полную власть над ними, и Черное Платье хочет гибели ирокезов.
- Но ведь не Черное Платье командует армией. Приказ о битве отдает полковник де Ломени. А он тоже хочет мира с Текондерогой.
- Но сможет ли полковник удержать своих верных друзей, патсуикетов? Уже много дней, как они вынюхивают наши следы... На днях они даже захватили в плен Анхисеру, вождя онеидов, и пытали его чуть не до смерти. Ему удалось ускользнуть от них, и он добрался до нас. А мы забились в норы и не смеем приблизиться к твоему жилищу, которое пропахло этими койотами и шакалами. Ты устроил нам западню, Текондерога? - еще раз спросил он торжественным тоном.
Де Пейрак при посредстве Никола Перро спокойно и коротко объяснил ему, что сам был чрезвычайно озадачен вторжением французов и сейчас ждет не дождется, когда же они наконец уйдут отсюда.
Как ни странно, но слова де Пейрака, казалось, не вызвали недоверия у посланца ирокезов, они просто встревожили его. Он понял, что де Пейрак говорит правду. Но серьезность положения от этого не убавлялась.
- На том берегу нам было бы гораздо легче уйти от них. Но теперь мы не можем переправиться через реку. Слишком много людей рыщут между Катарунком и Модезеаном. Мы загнаны в лес. Ты думаешь, нам еще долго удастся скрываться от этих шакалов, идущих по нашим следам? Если это в твоих силах, помоги нам, Текондерога, перейти через Кеннебек, защити нас от этих койотов...
- Я думаю, что сумею договориться об этом с полковником де Ломени, - ответил де Пейрак. - Вы ничего предосудительного не учинили в этих краях?
- Мы пришли, чтобы повидаться с тобой.
- Потерпите два дня. Индейцы - союзники французов - уже садятся в лодки и отплывают на север. В ближайшие дни многие уедут, и вы сможете явиться в Катарунк с мирным посольством.
Тахутагет задумался, и его большое, похожее на земляной клубень, лицо сморщилось. Затем морщины разгладились, и он сказал:
- Думаю, на это можно согласиться. Ведь даже если наше предложение о перемирии будет отвергнуто, и мы не сможем переправиться через реку, по крайней мере, число наших врагов уменьшится. Ты говоришь, что племена уходят на север?
- Во всяком случае, мы прилагаем все силы, чтобы они скорее туда отправились, - ответил ему Никола Перро.
- Теперь мне остается самое трудное, - продолжал индеец. - Убедить Уттаке, вождя могавков, в необходимости заключить с тобой мир. Ты знаешь, что нужно согласие вождя каждого племени, входящего в наш союз, чтобы какое-то решение было принято. А Уттаке и слышать ничего не желает. Он говорит, что от белых можно ждать лишь предательства. Он за войну, только за войну. Он хочет броситься со своими воинами на патсуикетов, а мы тем временем напали бы на вас.
- Это безумие. Ты сам это понимаешь, Тахутагет, и Сваниссит это тоже понимает. Неужели он не может уговорить Уттаке?
- ТЫ не знаешь Уттаке, его голова крепче гранита. А кроме того, он сказал Сванисситу ужасную вещь, он сказал, что видел сон, из которого узнал, что ты, Текондерога, явишься причиной его смерти, смерти Сваниссита, верховного вождя наших племен.
- Я? - воскликнул де Пейрак, мастерски изобразив благородное негодование. - Уж не станет ли меня обвинять в предательстве этот несчастный могавк, которого я даже не видел ни разу в жизни!
- "Как может он стать причиной моей смерти, если он желает со мной союза?" - так ответил Сваниссит вождю могавков.