пущенной на Трою, – стало войско
нищим сбродом, шайкою разбойной.
Грецией отторгнутые, Троей
загнанные в землю, внутрь, в окопы,
лишние на всех стихиях, сами
для себя обуза. Надо делать,
надо что-то делать, Агамемнон:
воевать, мириться, ополченье
новое сбирать, ряды пополнить
свежей кровью, новым ратным мясом.
Идоменей
Истощилась Греция. Скажи лишь,
кликни добровольцев в путь недобрый
к обреченной Трое – соберешь рать
беглых должников, рабов, пьянчужек.
Кто к работе мирной не пригоден,
лучше ли потрудится на поле
брани? Разбегутся, лишь услышат
вой военных труб, – мы на потеху
станем воевать троянцам гордым.
Нет героев прежних, кто стремились
к славе ради славы, век расчетлив
стал и осторожен: умирают
в собственных воители постелях,
долголетьем меры превышая
человечьей жизни. Без подмоги
Илион осилим – или сгинем,
в славе и позоре одиноки.
Менелай
Может, назад?
Цель, что была, –
прелесть жены –
вся отцвела,
за девять лет
ссохлась, поди, –
ни зада, ни
пышной груди.
И не мила:
вспомню ее –
где сердца стук,
где колотьё?
Больше меня
ради жены
кто пострадал?
Дни сочтены
ласки, за день
месяц отдал
бою – женой
вор обладал
дольше меня.
Пусть их живут,
будто меня
не было тут.
Диомед
Не за тем сюда шли, чтоб неверной женой
насладился ты, глупый, дурной человек.
Мы, Эллады великой священная рать,
Зевсом брошены в Азии недра.
Если мощен, прекрасен стоит Илион,
богатеет торговлей, искусством цветет,
прирастает землей, прибывает людьми,
учреждает союзы, родством их крепит, –
значит, светлой Эллады погибель близка,
значит, надо спешить, воевать, убивать.
Наши жизни – ничто: на, любую возьми,
поборающий тевкрам кровавый Арес!
Если силой нельзя, если хитрость плоха,
мы своими телами задавим врагов,
стены града сомнем весом смерти своей.
Нам благие труды – корчевать, выжигать
племя, землю поганую, чтобы
на развод никого, на посев ничего,
чтобы имя и место забылись.
Если ж мы – поколенье меж сильных – слабы,
не успеем, не сможем, оставим в живых,
замиримся, войдем в договоры, в войне
победим – не разрушив, уйдем – не добив,
то оставим в наследство народам войну,
пощадим тех, кто наших детей убивать
вырастает за стенами. Так защитим
кровь свою, так посеем священную соль
там, где Троя была, – она миром взойдет.
Одиссей
Деньги – вот сила настоящая,
нам, обедневшим, нам, промотавшимся, предстоящая.
Многих союзников озолотила Троя,
сходятся сюда для заработка они, для боя,
сходятся сюда за наши головы получать:
счетом пересчитана,
с головою выдана,
на корню продана, куплена наша рать.
Здесь оставаться нет никакого смысла:
я подсчитал невеликие наши числа.
Что Гектор не смог взять медью, то золотом взял Приам.
Нечего веским доводам противопоставить нам.
Холод и голод губят верней, чем стрела и меч.
Припасов мало. Чем безвредно для них
(указывает на троянские стены)
полечь –
поднакопим деньгу, тогда и пойдем войной,
если получше чего не встретим, что этакой взять ценой.
Нестор (выступив вперед, откашливается, кряхтит, поправляет одежду, неторопливо и с удовольствием готовясь к долгой речи)
Мудрый царь, строитель ратей, Агамемнон молодой,
ты послушайся совета Нестора. Я сколько раз,
горьким опытом обучен, видел дальше остальных,
предугадывал событий ход, ловушки прозревал.
И теперь, коль не отвергнешь, я ко благу поведу
речь свою. Какая сила греков привлекла сюда?
(Выдерживает значительную паузу.)
Три богини вниз ходили, три судить намеревались,
три истицы трех ответчиц уличали, три судьи
разошлись в трех приговорах, три ругались, три остались
при своем, призвали три, веря в доводы свои,
пастуха, мальчишку, дурня деревенского, вручили
то одно, что каждой нужно, – приз (коль яблоком назвать,
не соврем). Пока совместно были, так его учили:
будь бесстрастен, будь бесстрашен, самому тебе решать,
мы тебя никто не тронем, злого слова не уроним.
Перешептываться тихо отводила, говорила
первая: "Тебе под руку дам полмира, будь владыка
Азии, пустынь ливийских, до самих истоков Нила,
мать-реки. Твое правленье станет тягостью великой
для народов прежде вольных, для не знающих ярма".
"Правит миром меч умелый, хитрый выпад, быстрый довод.
Я отдам тебе, – вторая молвила, – успех военный,
и не только что азийский материк тебе готова
дать война, но и Европа ляжет пред тобою пленной:
для народов прежде вольных меч готовит груз ярма".
Третья пальчиком лукавым поманила, показала
лик неложный девы дальней, девы томной, многомужней –
вмиг у парня взгляд застился, в голове ума не стало
(звался тот пастух Парисом, прозывался Александром):
сам он шею преклоняет, надевает груз ярма.
Доверяясь Афродите, взял Парис кораблик быстрый –
весла в море, ветер в парус – и поплыл за девой томной,
многомужней к славной Спарте. Дева встретила Париса,
приняла чин чином, стлала белую постель, любила,
как завещано богиней, как пристало деве юной.
Две богини вверх взбирались, к островерхому Олимпу,
две доверили печали Зевсу, две себе просили
блудную чету отдать им, исполу отдать им Трою:
кто от силы и от власти отказался дерзновенно,
пусть погибнет тот от власти и от силы пусть погибнет.
Так Кронион-громовержец, чьи прислуга власть и сила,
отдал им святую Трою, род Дардана благородный,
старика-царя Приама, бед виновника Париса.
Две богини вниз спускались, к городам Эллады сильной,
две богини рать сбирали – островных, материковых,
не щадили обе наших, гнали в струги, принуждали
волны моря вдаль исплавать да испробовать оружьем
судьбы греков, судьбы тевкров: долго ль нам гулять по миру,
долго ль им стоять под солнцем. Не своей мы – вышней волей
собраны со всего света, мы не можем своевольно
брать твердыню, плыть обратно: боги спорят, нами правят.
Пусть расскажет вещий Калхас, бед провидец, птиц пытатель,
волю их: нам здесь остаться, вспять вернуться или что там.
Агамемнон
Насилу-то закончил! Но он прав: сюда
тащите, люди, Калхаса, пусть слово он,
птицегадатель, молвит. Речь послушаем
из вышних, божьих Областей.
Вестник
Он здесь. Иди.
(Выталкивает на центр сцены Калхаса.)
Калхас
Калхаса ненавистного позвал, Агамемнон, ты.
Царь захотел вещаний, что на языке моем
клубом свились, как змеи мудрые. Слышишь шип,
как ядовиты, знаешь, сколько их о тебе
было и снова будет, – во имя твоих потерь
я начинаю слово вещее говорить.
Хор
Боги сильные надзвездные и поддонные,
услышьте, как мы взываем, убогие, многостонные.
На благо ли, нет вопрошающим ваш ответ –
вы не откажите, пролейте на тьму бел-свет.
Агамемнон
Угрюмый старец, изощренный в карканье,
скажи, птицегадатель. Было, помню я,
твое вещанье громкое: падет, падет
град славный Троя – весь до Океана мир
услышит шум падения. И что? Стоит.
Мы жертву приносили, запредельную
за ветер цену.
Калхас
Гневайся, ругайся, царь.
(Начинает, раскачиваясь в священном экстазе.)
Темные вижу смыслы,
ради утраты зренья
явленные, – нависли
сроки их исполненья.
Капли последней надо,
чтоб прорвало плотину,
явлений свело громаду
в ясную нам картину.
А не случится – время
двинется в ход обратный
с событиями со всеми,
в вовсе невероятный.
Девять лет воевали,
десятый победным станет.
ЭПОД
Сколько же лет прошло – кто их считал?
Только по головам: кто когда мертвый пал.
Первым Протесилай скрылся от нас в Аид:
первый на берег встал, первый на нем лежит.
Только ли вражий меч грекам наделал бед?
Пал, оклеветан, вождь эвбеев Паламед.
Грудью закрыв отца от гибели, Антилох
у Нестора на груди отдал последний вдох.
Сын слабейший отца, бравшего Илион,
наземь сбит Тлептолем, к мать-земле пригвожден.
Чуждый подъемля груз славы, доспехов, срок
свой исчерпал, погиб не за себя Патрокл.
Не брезгает, не щадит труса смерть, для того
Терсита себе взяла – подлая подлого.
К жизни вернуть себя тот, кто многих успел,