– О великий, Зевс, отец мой! – торжественно начал Дионис, не забыв прихватить с пиршественного стола кубок с вином и привстал на козе, выказывая почтение, – у тебя в руках силы природы, огромная власть, боги затевают нечто, и оно свершается, но далее следуют непредсказуемые отклонения. И это вовсе не из-за вина, смею тебя уверить. Ты можешь вызвать потоп, землетрясение, всё, что душе угодно; по твоему повелению всходит и заходит солнце, владеешь всем на земле, в морях и океанах, под землей, и где бы то ни было. Тебе под силу любое диво, но вот последствия деяний часто предсказать трудно. Так и с людьми получилось: ты хотел их видеть мужественными, добропорядочными, храбрыми, мудрыми, а многие из них получились подлыми, завистливыми, трусливыми лжецами. «На все воля божья», – говорят они, не ведая глупости слов своих. Погрязли в прелюбодеяниях, подлостях, жадности и жаждут пресыщения, роскоши и низменных развлечений.
– Правду ли молвишь, или может вчерашнее вино в тебе бродит, перемешавшись с сегодняшним виноградом? – Зевс посохом ткнул в сторону и перед ним тут же возник волшебный экран изобразивший Танину Лёву усиленно, двумя пальцами, трущую медальон тельца, расположившегося между могучих грудей её на толстой золотой цепи.
«Унеси меня телец туда, где я не буду знать нужды и сомнений, где все и вся предо мною повинны спину гнуть в почтении, туда, где в моих погребах будут и грибы маринованные, и рыба по желанию, и всяких яств вдоволь, и главное, денег сундуки, как тот на котором спала моя бабушка, что в коридоре стоял во времена молодости. И таких сундуков с добром – столько, чтоб сердце распирало от гордости и зависть застывала на лицах меня созерцающих, зависть и страх, страх и почтение…»
Зевс в гневе ткнул посохом в сторону волшебного экрана и тот, покрывшись паутиной трещин, растаял в воздухе быстрее, чем первый снег, выпавший по глупости в августе:
– А я все думаю, кто меня по спине, как наждаком скребёт, а это она… всуе… Пусть же эта баба живёт на Земле столько лет и зим со своими пороками, болезнями, беспомощностью, пока сто двадцать раз не попросит богов изъять её бренную душу с никчемным телом и водрузить в иные мира. А до тех пор: ни в ад, ни в рай, чтоб духу её здесь не было, – и разбушевавшийся Зевс хватил посохом об землю узаконивая наказ.
Лёва проснулся отягощенный сном, в котором грудастая женщина необычайно крупных размеров придавила его собою и, дыша чесночным запахом, предлагала: «Давай поцелуемся». Он ёрзал головой по подушке, пытаясь высвободиться и уклониться от навязываемого предложения, а открыв глаза, увидел супругу с кухонным ножом в руке. «Фу-ты, черт, сон в руку…» – не успел подумать Лёва, как встречающая пробуждение мужа жена сказала:
– Отдай деньги «по-хорошему», потому что «по-плохому» будет намного хуже, – она придвинулась угрожающе и приподняла руку с ножом.
У Лёвы возникло нехорошее предчувствие, и он легко убедил себя, что это продолжающийся сон. Закрыв глаза, снова оказался под женщиной с чесночным запахом, стиснутый весом её грузного тела, задыхаясь и мотая головой, как накануне. Обречённо двигая руками и ногами, пытаясь высвободиться из-под навалившегося на него веса, очень напоминал черепаху, перевернувшуюся на спину. Каким-то чудом трудности откатились в сторону, и он сел на кровати, приоткрыв сонные глаза. Супруга с ножом, как ни странно, оказалась в реальном мире и придвинула орудие, предназначенное для приготовления пищи, поближе к Лёвиному горлу, чтобы он, по-видимому, его лучше рассмотрел.
– Я последний раз прошу – отдай деньги, которые по праву должны принадлежать мне, как твоей жене. Тебе они во вред пойдут, потому, что не умеешь ними распоряжаться – ты их экономишь. А деньги повинны обращаться и ты помеха тому, и этим наносишь ущерб семье, стране, а значит, всему миру. Как мир такое терпит – для меня загадка.
Лёва ужаснулся от ущерба наносимого им миру и взгрустнул:
– Значит ли это, что я не должен ходить на работу и получать зарплату? – очень осторожно, с неуверенностью в правильности хода своих мыслей, спросил Лёва.
– Такого полного болвана поискать надо! (Лёва мельком бросил взгляд на зеркало и увидел там мужчину средних лет со втянутыми щеками, глубокими «шахтёрскими» морщинами на лбу и выпяченными ключицами, как у людей из бедных африканских племён, которыми киношники пугают телезрителей). На работу ходить ты обязан, иначе на что будешь жить? А вот деньги по доверенности буду получать я, чтоб ты их даже не видел и не беспокоился по-пустому. Всем необходимым – сама обеспечу, и Танина Лёва громко грюкнула стулом, водрузив на него всю тяжесть своего тела. Стул заскрипел, ножки заколебались и неспешно разъехались в стороны (Лёва втянул шею и прикрыл глаза от надвигающегося лиха). Танина Лёва, словно тесто, шмякнулась, растекаясь по полу. Последнюю точку в этом падении поставила голова, цокнув об пол, после непродолжительного сопротивления. Золотой телец, в нормальном положении покоящийся в промежности огромного бюста, вырвался на свободу и облюбовал левый глаз своей хозяйки.
– Они не рассчитаны на… – Лёва замолчал во избежание нездоровой ответной реакции, виновато пряча глаза.
Он сделал поспешную попытку поднять жену с пола, но его тело не располагало нужной силой, чего не скажешь о супруге. Танина Лёва вцепилась в руку мужа, и вмиг опрокинула на себя, готовая подмять и раздавить хилое инородное тело, мешающее ей радоваться жизни, как большой линейный корабль маленькую канонерку.
– Ага, насиловать беззащитную женщину, – завизжала супруга, – пять лет тюрьмы тебе уже обеспечено. Посидишь на их баланде сразу поумнеешь…
При этих угрозах Лёва вырвался из объятий, сам не зная, откуда такая прыть взялась и вскочил воробышком на подоконник окна, подальше от опасности.
– Ты даже этого… не в состоянии сделать, – язвительным голосом пробасила жена, – зачем надо было жениться, такому беспомощному?
Чего «этого» имела в виду жена, Лёва не стал уточнять во избежание дополнительной конфронтации и без того чувствуя себя сплошь виноватым.
У них в доме хранилась широкая лопата для уборки снега зимой и, раскинув мозгами, Лев подумал, что её вполне можно использовать и не совсем по назначению. Он живо вспомнил снежную бабу и огромные комья снега, которые можно было перекатывать с помощью лопаты. Супруга, сидя на ней, заменила снежный ком, который надо было водрузить на место. Муж выступал в роли дворника. С первого раза, как известно, блин комом, и операция удалась только, когда догадались подпереть ноги жены старым карнизом, а в руки дать полотенце, один край которого пришлось привязать к ручке окна. Ручка заскрипела, с треском распалась на части, но дело свое сделала. (Впоследствии, ручку так и не починили).
Танина Лёва, оказавшись на ногах, сразу же обрела былую уверенность и напор:
– А вот за это ты теперь вдвойне заплатишь и, не откладывая обещанное, она обхватила руками плечи мужа и коленом, весом с хорошего поросенка, попыталась нанести мужу коварный удар между ног, как показывал, когда-то по телевизору инструктор по боевым искусствам, ведущий передачу «Женская самозащита от посягательств».
Лёва ойкнул, подлетел вверх, и опустился на землю недоотомщённый, без особых повреждений.
Инструктор забыл сообщить заинтересованным телезрительницам, что применяя данный приём против коварных мужланов, женское колено должно быть такой ширины, чтобы могло проникнуть в промежность ног, где и покоилась цель. Колено же Таниной Лёвы превосходило этот стандарт с завидным преимуществом, потому в промежность не проникло, а только подкинуло виноватого во всех отношениях мужа в воздух, словно бодливая коза. После такого выброса энергии стороны разошлись по разным комнатам, обдумывая дальнейший план действий, оправдывая себя и выдумывая новые каверзные подлости для уязвления соперника.