Моим откровением номер один была мысль о том, насколько близко я подошел к тому, чтобы потерять Хоуп. Это испугало меня до смерти. Нет, это испугало меня гораздо больше, чем до смерти. Она была всем, что у меня осталось, но почему-то, находясь в больнице в состоянии эгоистичного ступора, я почти убедил себя, что без меня ей будет лучше. Я собирался это изменить.
– Я знаю, – сказал я. – Пора поехать навестить маму. Я сам тебя отвезу.
Она улыбнулась большой и красивой улыбкой, которую унаследовала от своей матери.
– Обещаешь? – спросила она.
– Обещаю.
Я не успел больше ничего сказать. Хоуп снова положила голову на колени Хизер и тут же уснула. Я поблагодарил Хизер и Стюарт за все, что они сделали. Ну, за все, кроме еженедельных карманных денег.
Через несколько часов Хоуп разбудила меня. Она хлопала по моему плечу, пока я не закряхтел.
– Папа, ты похож на гориллу.
Не поднимая головы, я открыл один глаз.
– Я думал, тебе нравятся гориллы.
– Нравятся. В зоопарке. Но ты ведь не хочешь так выглядеть, когда мы пойдем навещать маму.
– Ах да. Это.
– Мы собираемся. Ты обещал.
Я сел и потянулся.
– Как ты точно запомнила?
Была глубокая ночь.
Она пожала плечами:
– Я не знаю. Но ты на самом деле сказал. Я слышала.
– Ты права. Я сказал. И мы поедем. Но Хоуп, прежде чем мы поедем, мне надо кое о чем поговорить с тобой. Почему бы тебе не сесть на секунду?
– Это насчет мамы?
– Да. Хоуп, я рассказал не всю правду о катастрофе с мамой… просто не хотел, чтобы ты волновалась. Но так как мы собираемся навестить ее, я хочу, чтобы ты знала, чего ожидать. Милая, автокатастрофа была очень серьезная.
Хоуп старалась сохранить спокойное лицо.
– Знаю, папа, – тихо произнесла она, а потом начала кусать губы.
– Правда?
– Угу. Вот почему ты находился с ней в больнице, а мне нельзя было туда.
– Это верно.
– Дядя Стюарт сказал, что она повредила рот и поэтому не может разговаривать.
– Ну, можно и так сказать… что-то типа этого. Но есть кое-что еще, не только ее рот. Авария повредила ее мозг, дорогая, и это заставило ее… спать в течение длительного времени. Это называется кома. Она еще не просыпалась с момента аварии.
Хоуп несколько секунд внимательно смотрела на меня, а затем удивленно подняла брови и спросила:
– Как в «Спящей красавице»?
– Именно так.
– Так… она с тобой тоже не разговаривала?
– Нет, тыковка. Она ни с кем не разговаривала. Я все надеялся, что мама выберется из этого состояния, и потом я привезу тебя увидеться с ней. Но… теперь мы не уверены, что такая возможность осталась.
– Ты имеешь в виду, что, возможно, она не проснется?
Правда была горькой, но я знал, что для лжи время давно прошло.
– Нет.
– Нет, проснется?
– Нет… я имею в виду, да, она не может проснуться. Врач говорит, что мама, вероятно, не проснется.
– Никогда?
Я почувствовал, как глаза стали влажными, но я сдержал слезы.
– Никогда.
Она снова долго и неотрывно смотрела на меня, не отводя взгляда. Ее глаза начали наполняться слезами. Наконец она спросила:
– Ты поцеловал ее?
– Что?
– Как красавицу из сказки. Ей это не помогло?
– Хоуп, это не сказка. Это реальность. И как бы ни было больно, мы должны понимать, что мама, вероятно, никогда не проснется. Она не будет твоей обычной мамой.