За исключением длины щетины, мало что изменилось в моей жизни за прошедшие пару недель. Время шло, я начал испытывать отвращение к медицинскому персоналу потому, что они продолжали сообщать мне все те же плохие новости снова и снова. Словно поцарапанный компакт-диск, который заело. Что еще хуже, возможно, Рег был самым хорошим парнем в мире, все же, несмотря на все его добрые намерения, я просто не хотел говорить о «возможных непредвиденных обстоятельствах», которые он продолжал выносить на обсуждение в отношении Анны, особенно до тех пор, пока ее завещание все еще было моим маленьким секретом. Я иногда проверял дату на мобильном, чтобы увидеть, насколько близко мы подошли к «волшебной» отметке в четыре недели с момента нахождения Анны в коме. По мере того, как месяц подходил к концу, мое беспокойство по поводу того, что я не предал гласности ее завещание, возрастало, но я не волновался. Я не был готов выпустить его из рук, поэтому хранил документ спрятанным в портфеле.
Через двадцать два дня после аварии доктор Найт пришел в сопровождении гораздо большей свиты, чем в свои обычные ежедневные визиты. В числе других в ее состав вошли доктор Гудинг и Рег Уилсон.
– Хорошие новости, – заявил он. – Доктор Гудинг говорит, что внутренние повреждения органов вашей жены зажили хорошо. Особенно значительно продвинулись ее легкие, так что пора проверить, как они будут справляться без аппарата искусственного дыхания.
– А диализ остается?
– Совершенно верно, – сказал Гудинг. – Это своего рода необходимость. Но если предположить, что ваша жена может дышать самостоятельно, без всех этих приборов, то мы наверняка сможем перевести ее из отделения интенсивной терапии в палату, которая будет более удобна для вас.
Я потянул рычаг кресла, чтобы перевести спинку в сидячее положение.
– Зачем так много дополнительного персонала?
Доктор Найт снова заговорил:
– Просто для наблюдения. Но если ваша жена отреагирует не так, как мы ожидаем, когда мы отключим ее от аппаратов, тогда совсем не лишними будут несколько дополнительных рук, готовых действовать.
– Ага, – прокомментировал я, встав с кресла и подойдя к изножью кровати, где я никому не буду мешать.
– Рассчитывайте на лучшее, но предполагайте худшее.
– Совершенно верно, – прощебетал один из интернов.
– Будет умно ожидать худшего, – сказал я себе под нос.
Процесс отключения оборудования занял около тридцати минут, но большая часть времени ушла на упреждающие выжидания между каждым шагом. Надо было убедиться, что все в порядке, и только потом двигаться дальше. Когда врачи закончили, к Анне были прикреплены только питательная трубка, капельница для ввода жидкостей и диализный аппарат. Убедившись, что она не собирается внезапно дать сбой, интерны и медсестры выкатили Анну из старой палаты и повезли в новую. Я остался, чтобы собрать вещи. Рег остался со мной.
– Ты не очень хорошо выглядишь последнее время, – откровенно сказал он, когда мы остались одни.
– Разве парень не может отрастить бороду, если у него есть такое желание?
– Итан, не только борода. Тут полный комплект: одежда, волосы, мешки под глазами. Ты выглядишь усталым. Нет… ты выглядишь так, словно потерпел поражение.
Я взял спортивную сумку и портфель.
– Неужели? Ваша команда врачей просто вывезла мою жену из палаты, которую она никогда не видела, в палату, которую она никогда не увидит. Так что это, как не поражение?
– Я знаю, что ситуация ужасна для тебя. Я не завидую тому, с чем тебе приходится справляться. И я не уверен, что не чувствовал бы себя так же в твоем положении. Но, по-моему, конкретно сейчас я вынужден признать, что твое круглосуточное пребывание здесь не приносит никакой пользы ни тебе, ни твоей жене.