– Простите, я не думал, что вы поймете.
– Моя мать – виленвийка, – Ила накрыла пациента и уселась в кресле рядом.
– Везде наши побывали, – усмехнулся тот. Потом улыбка сошла с лица и, потерев трехдневную щетину ладонью, он ринулся в бой. – Ила, велите вашему человеку дать мне какую-нибудь одежду. Я устал валяться. Привел бы себя в порядок. Я же не в плену?
– Судя по тому, что здесь вчера был ваш секретарь, одежда у вас скоро появится, – холодно заметила Иллария. – Самое интересное, что мы об этом можем и не узнать. Как он вас находит… Какой-то виленвийский секрет. Сделайте одолжение – пройдитесь. Посмотрю, так ли вы окрепли, как себе представляете.
Ладин сел на кровати, потом собрался с силами и встал на ноги. Сделал несколько шагов. Он слегка прихрамывал, но ступал уверенно. У Илы заныло в груди, и комок застрял в горле, до чего этот мужчина был хорош. Шрамов бы поменьше, а так хоть сейчас отдавай художникам в качестве эталона. Она прикрыла глаза, облизнула пересохшие губы.
– Достаточно. Я вам поверила. Велю принести одежду. Только без глупостей, не переутомляйтесь. Ложитесь, еще раз посмотрю ваш живот.
Виленвиец послушно лег. Ила наклонилась над раной, но никак не могла сосредоточиться, мучительно хотелось коснуться его. Никогда с ней не случалось подобного! Ила мысленно обругала себя всеми страшными словами, какие знала. Ему помощь нужна, а не приставания женщины сомнительной внешности. Ладин будто уловил ее настроение и, почти невесомо тронув ее за локоть, прошептал.
– Вы пахнете фиалками… Впервые этот аромат меня не раздражает…
Ила разозлилась. На него, на себя, на все вокруг.
– Ладин, если вы сейчас же не прекратите так себя вести, я отдам вас на попечение своему новому помощнику, который придет учиться только завтра и еще ничего толком не умеет. Тогда вы умрете от неправильной обработки ран.
– Хозяева Еруды вас проклянут, – в который раз улыбнулся пациент.
– Вы родственник Асара или Ларулы? Хочу понять всю мощь проклятий.
– Это будет сильное проклятие. Я их сын.
– Мне следовало бы догадаться, – Ила снова накрыла подопечного простыней и направилась к двери. – Пойду отдыхать. Рада, что вы идете на поправку.
Она добралась до своей спальни и, не раздеваясь, плюхнулась на кровать. Ей снилось море. Старый дом, в котором, пока была жива мать, они проводили все лето. Снилось, как они с братом ныряли с обрыва недалеко от порта, как втроем с матерью строили песчаную крепость, но вредные волны время от времени разрушали ту часть, что была слишком близко к прибою. Разбудило Илу солнце, вчера она совершенно забыла задернуть шторы. Женщина велела принести воды, умылась, переоделась и, перехватив на ходу что-то на кухне, отправилась в госпиталь. Усталость ушла, с ней улетучились все сомнения, день только начинался, а у Илларии Вертала намечалась куча дел.
Глава четвертая
Помощь в госпитале не понадобилась. Раненых стало меньше, и работники справлялись своими силами. Зато в гостиной замка Илу ожидал обещанный ученик из клана Поющего волка. Он сидел на диване и разглядывал потолок. Его волосы рассыпались по обивке, а рука с изображением волка мирно лежала на подлокотнике. Женщина остановилась и вдохнула поглубже. Восемь лет назад точно так же здесь сидел его старший брат, когда ждал ее, собираясь сделать предложение.
Юноша услышал шаги и поднялся поздороваться с наставницей. Передал привет от сестры Мираты. Ила улыбнулась: она уже вечность собиралась навестить ее, но никак не могла доехать. Она внимательно посмотрела на гостя. Нет, его отец неправ, различия между братьями есть. У жениха был едва заметный шрам над губой, лицо пришедшего без изъянов. И глаза у него, кажется, чуточку темнее, чем у давнего возлюбленного.
Ила улыбнулась гостю и позвала за собой в лабораторию. Попросила рассказать, что он знает о заживлении ран. Юноша, сбиваясь и краснея, начал свой ученический рассказ. Наставница слушала его вполуха. Она вспоминала последний вечер, проведенный с женихом. На берегу реки в свете заходящего солнца, таким же точно голосом тот делился итогами своих брачных переговоров. Отец столковался с родителями его невесты, предложив им взамен младшего брата; Солак готов отпустить Илу, как только понадобится; Лари, хоть и со скрипом, но дал свое благословение на брак. Осталось получить лишь ее согласие. Ила сказала «да». Когда солнце спряталось за горизонт, они занимались любовью, вода была темная, как чернила, дул теплый ветерок, кричали выхухоли, и будто вымытые сияли звезды.
Через неделю Иле привезли его труп. Вполне себе обыкновенный, даже не сильно изуродованный. Его убили во время стычки на границе с Лароком. Илларий зачем-то посылал туда маленький отряд. Первый и последний раз в своей жизни Ила плакала не в одиночестве, а на груди у несостоявшегося свекра, Вилта. Лари в тот момент она ненавидела. Горе затмевало здравый смысл, злоба была такой всепоглощающей, что она так и не вернулась домой: чуть больше трех месяцев она прожила в клане Поющего Волка. Вот и сейчас, слушая знакомый голос, она чувствовала, как снова пробуждается и крепнет она, ненависть – чувство пагубное и несправедливое по отношению к Лари.
В настоящее ее вернул грифель, который больно впился в ладонь железным наконечником. Ила поняла: прошлого на сегодня достаточно. Она всучила юноше пыльную книжку с поручением прочитать до завтра хотя бы треть и выпроводила его восвояси. Ей захотелось уйти прочь из лаборатории, прогнать воспоминания, давние раны вдруг заболели как свежие. К счастью, было время обеда, можно пойти занять себя застольной болтовней, чужие слова прогоняют мрачные мысли. Ила, не раздумывая, направилась в столовую.
Обед только начался, за столом в ожидании первого блюда сидели невестка Глоса и Ладин. Виленвиец выглядел неплохо, только синяки под глазами да проступившие морщинки вокруг них выдавали его состояние. Он привел себя в порядок: побрился, помылся, оделся и заплел косичку.
Ила поздоровалась, села. Пахло жареной бараниной и супом из спаржи. Ладин поднаторел в кранском настолько, что умудрялся острить и острить удачно, даже необщительная и настороженная Глоса смеялась над его шутками не из вежливости. Ила молчала, как она ни старалась, разговор у нее не клеился, суп казался несъедобным, баранина не лезла в рот, даже десерт и тот на вкус напоминал кусок мыла.
К концу обеда Ила вспомнила, что ее старый помощник уехал еще вчера, значит, надо обработать раны Ладина. Она потащила его за собой в лабораторию. Тот не сопротивлялся, он понял – Ила не в духе, и предпочел не будить лихо. Он молча поливал воду из большого кувшина ей на руки, наблюдал, как она достает банки с лекарствами, как наматывает на палочку полоску чистой белой ткани, окунает ее в мазь. Не дожидаясь команды, он скинул рубашку и начал стягивать штаны, но Ила остановила его.
– Я не хочу еще раз видеть вас раздетым.
Ладин удивленно приподнял бровь, ту, что со шрамом.
– Я вас смущаю?
Ила вымучила улыбку.
– Скорее, я сама себя смущаю. До вас я никого из моих пациентов как мужчин не рассматривала…
– Так в чем дело? – Ладин подмигнул. – Я готов оказать посильную помощь, облегчить вашу участь, чего не сделаешь ради спасительницы.
Ила сурово посмотрела на него. Как странно было видеть мужские руки без знака клана!
– Становитесь в очередь, будете тысячным желающим отблагодарить меня подобным образом, – сестра конунга поспешно отогнала мысли о применении этих нетатуированных рук. – И прекратите паясничать, за все возможные рамки выходите.
Она уложила Ладина на диван и аккуратно смазала его раны. Затем заставила надеть рубашку и, стянув с него штаны, обработала бедро. Тело виленвийца вытеснило из головы все остальное, и тоска понемногу отступила. Оставаться в лаборатории, однако, по-прежнему не хотелось. Она посмотрела на подопечного. Интересно, а ему есть чем заняться?