Вильгельм, следивший за всей сценой беспокойным взглядом, радостно воскликнул так, как способен только ребенок:
– Неужели мы так долго останемся и позволим за собой наблюдать?
Эвель, который несколько минут смотрел на южный горизонт, повернулся.
– Нет, недолго, мальчуган. Скоро мы затанцуем так, как тебе больше не придется танцевать в жизни, если только мы не окончим этот танец на том свете. – И он указал рукой вдаль, куда едва только мог доставать глаз, на желтовато-белое пятно, которое подвигалось по небу с удивительной быстротой.
– Торнадо! – мрачно произнес Жак де Клавалльян.
Четыре товарища набожно перекрестились. Опасность со стороны моря была серьезнее, чем опасность от людей. Они посмотрели в сторону корвета. Последний уходил, натянув паруса, чтобы убежать от урагана, если только это было еще возможно.
– Англичане также узнали, что будет вихрь, – засмеялся Устариц. – Они находят место неудобным и обращаются в бегство: им следовало бы это сделать раньше. Думаю, что теперь будет поздно. Но это нисколько не изменит наш план.
В это время Виль склонил голову за борт и воскликнул, как имеют привычку все дети:
– Мы дрейфуем, капитан, дрейфуем!
– Мальчик совершенно верно говорит, – заметил Эвель. – Мы попали в течение и оно нас несет к берегу. Ах, если бы счастье было на нашей стороне, были бы шансы и… – Он не досказал фразы.
Шлюпка сделала скачек, уносимая громадной волной, как соломинка, и ее отбросило на двадцать саженей. Потом вода вдруг стала кипеть, точно в котле.
– Это воронка, – сказал Устариц, сдвигая брови. – Я знаю это, капитан. Если Господь Бог нам не поможет, то мы через десять минут будем на глубине пятидесяти метров килем кверху.
Жак выпрямился, его глаза блестели.
– Господь Бог любит храбрых – поднимайте паруса!
Оба матроса посмотрели на него, вытаращив глаза, посчитав его сумасшедшим.
– Поднимайте паруса! – повелительно воскликнул молодой человек. – У нас осталось только одно средство к спасению, и мы должны им воспользоваться.
В одно мгновение оба паруса были подняты, готовые идти по ветру. Начался ужасный, чудовищный шквал. Он подхватил шлюпку, как соломинку, и погнал ее подобно ударам кнута. Шлюпка, как взбесившаяся лошадь, становилась то на дыбы, то бросалась назад, затем опять подскакивала, наполнялась водой, затем кидалась вперед в бурлящие потоки воды.
Когда беглецы, вымокшие и ошеломленные, смогли наконец оглянуться, то увидели на расстоянии полумили сражающийся с волнами корвет. Сила торнадо отшвырнула их далеко назад к востоку, и теперь их несло в сторону материка.
Глава V
Брошенные на произвол судьбы
Некоторое время четыре пассажира шлюпки оставались на ее дне, обессиленные и потрясенные, отданные на волю волн разъяренного океана, увлекавшего их по своему капризу.
Мало-помалу они пришли в себя и смогли понять, что произошло. К ним возвратилось сознание.
Это была первая мука, которую Жак де Клавалльян так выразительно называл «томлением». Они вырвались из круга циклона и таким образом ускользнули от водоворота.
Нужно было избежать и дальнейшей опасности.
Море бушевало на несколько квадратных миль вокруг. Каждую минуту судно прыгало, подбрасываемое в воздух и снова погружалось в темные бездны, подобные зеленым трещинам, которые открываются в глубине ледников.
И в эти мгновения четыре беглеца, сознавая всю свою немощность, видели, что их шлюпка не более скорлупки, брошенной на милость этой слепой и жестокой силы разъяренного моря.
Они и не думали бороться. Зачем? И что они могли сделать?
Они попробовали было поднять паруса; это спасло их лишь на минуту.
В такое время нельзя было думать о парусах, ветер сделал из них лохмотья, которые трепетали теперь, подобно унылым флагам.
Белое полотно билось о мачту; этот звук был едва заметен при шуме бури.
Снасти двигались зигзагами, наподобие безобразных амфибий, выскочивших из мрака бездны.
Жака и его товарищей яростно бросало на скамейках, за которые они ухватились. В эту минуту одно только чувство самосохранения поддерживало их в отчаянной борьбе против стихии.
Буря продолжалась весь день. С наступлением ночи они увидели, что поверхность моря немного успокоилась.
Море разорвало паруса в клочки, сломало руль, подмочило провизию и сделало ее непригодной к употреблению. В будущем им предстояла голодная смерть. Их окутала ночь, предвещая все свои ужасы.
Они блуждали во мраке, изнеможенные от усталости, не могли вымолвить ни слова друг другу, но каждый размышлял о том, как спастись и выжить. При наступлении дня они еще тверже уверились в том, что покинуты всеми.
Они взором искали вокруг те горизонты, которые видели еще накануне. Но земля совершенно исчезла.
Перед ними расстилалась голубая, спокойная и сияющая поверхность, под огненным небесным сводом.
Но где находилась твердая земля, виденная ими накануне, они этого совершенно не знали и не имели об этом никакого представления.
Компас, прикрепленный сзади лодки, был снесен. Поэтому невозможно было ориентироваться.
Может быть, днем или ночью, если небо будет чистым, можно будет узнать по звездам, где приблизительно находится шлюпка.
Всеми четырьмя беглецами овладело такое чувство, как будто они в течение нескольких часов прошли громадное пространство в бешеным круговороте циклона.
Но что сталось с английским корветом? До этого им не было теперь никакого дела, их уже не пугала его погоня.
Жак де Клавалльян очнулся первый, и к нему вернулось все его самообладание.
Он хорошо понимал, что от его твердости зависит судьба его товарищей. По своему положению, воспитанию, характеру и потому, что он их повел за собой, он невольно сделался их начальником.
Ему необходимо было действовать.
– Слушайте, товарищи, – сказал он, – не следует отчаиваться: побеждены могут быть лишь те, кто сам этого пожелает. Будем надеяться на самих себя, чтобы иметь право рассчитывать на помощь Бога.
Воодушевленные этими словами, Эвель и Устариц встали и спросили:
– Что нам делать, капитан?
– Сначала починим паруса подручными средствами.
У баска нашлось в кармане немного толстых ниток, которыми стали зашивать, как умели, лохмотья парусов. Но паруса, таким образом починенные, составили только половину своих обыкновенных размеров.
Необходимо было прибавить кусок от кливера, потом к парусам еще прибавили кусок тента, который некогда покрывал шлюпку, когда она была на козлах. Затем, чтобы подправить поперечник руля, отломали с большими усилиями часть скамейки и приладили ее кое-как к рулю.
Это был первый шаг. Так стало возможно воспользоваться парусами, тем более что небольшой ветерок колыхал уже поверхность моря. Но проблема пропитания еще не была решена, тем более что она осложнялась сильной жаждой, томившей беглецов из-за большой тропической жары.
Благодаря тому что в шлюпке осталось ружье, им удалось убить несколько морских птиц.
Вместо дров они воспользовались щепками от скамейки, пожертвованной для починки руля, и им удалось пожарить двух чаек.
Эта крайне скудная пища позволила им просуществовать один день.
Между тем они шли к югу в полной неизвестности, поддерживаемые безумной надеждой, что Бог поможет им добраться до французских островов.
Этот переезд через жгучий океан был настоящей агонией. Они испытывали ужасную жажду, их горла пересохли, и не было сил терпеть. С жаждой появились и галлюцинации.
Самые нелепые видения сопровождали блуждающую шлюпку.
То им казались зеленеющие леса, земли и источники на гладкой поверхности моря, то в облаках появлялись холмы и горы с синеющими или снежными вершинами. То в припадке бреда несчастные быстро вставали, смотрели за борт и улыбались увлекавшей их бездне.