Чарлз невольно рассмеялся. Она может быть очаровательной, если захочет. Кроме того, девушка обладает удивительной силой духа. Это вторая причина, по которой он не смог отказаться от наставничества. Просто по факту рождения ей пришлось разделить с матерью позор, и он будет витать над ней, как ядовитое облако, всю жизнь.
«Нет, если это будет зависеть от меня».
– Англичане постоянно болтают о погоде, – сказала Джиллиан, – и не только потому, что это безопасная тема. Мне кажется, вы просто одержимы погодой.
– Это говорит женщина, которая всю жизнь провела на солнечном юге. Если бы вам пришлось жить в сыром, продуваемом сквозняками доме с неизменно дымящей трубой, вы бы тоже были одержимы погодой.
Когда она улыбнулась ему и взяла под руку, Чарлз едва не дернулся от неожиданности. Джиллиан в первый раз добровольно прикоснулась к нему, и почему-то это показалось ему… важным.
– Вообще-то на Сицилии мы тоже очень много думаем о погоде, – сказала она, зашагав дальше. – Летом там чертовски жарко, а если мало дождей – это просто катастрофа для фермеров.
– Замените «чертовски» на «ужасно» – получится еще одно не вызывающее возражений замечание. Меня радует наша способность вести разумный разговор, словно мы цивилизованные люди.
– Я пообещала бабушке, что постараюсь, однако то, что богатый герцог прогуливается по Грин-парку с внебрачной дочерью принца, мне вполне обычным не кажется.
– Может, это и так, но я бы посоветовал вам не упоминать в обществе ни о моем богатстве, ни о вашем происхождении.
– Полагаю, будет ужасно вульгарным признаваться в том, кто мой отец.
– Почти так же вульгарно, как говорить о толщине моего кошелька.
Джиллиан засмеялась – смехом громким, восхитительным, теплым и заразительным. Чарлз не сомневался, что такой смех мгновенно привлечет к ней мужчин, и его долг – убедиться, что эти мужчины достойные.
– Похоже, на Сицилии никто не испытывает таких утонченных угрызений совести, – сказала девушка. – Все знакомые мне аристократы много говорят о богатстве, особенно женщины. Полагаю, ничего удивительного в этом нет, потому что обычно дамы зависят от мужской щедрости. – Она покачала головой. – Я рада, что к ним не принадлежу.
– Вы знакомы с сицилийскими аристократами?
У Чарлза сложилось впечатление, что большую часть времени Джиллиан проводила в кругу семьи, особенно когда лорд Марбери был еще жив.
– Достаточно. Я знаю, о чем говорю, – выстроила оборону Джиллиан.
Он мог побиться об заклад, что за этим замечанием скрывается целая история. Но она явно не хотела об этом говорить, а он решил не задавать вопросов.
– Заверяю вас: обычный английский аристократ точно так же одержим деньгами, как и знать в других странах, – сказал Чарлз. – Просто мы странным образом уверили себя, что говорить о деньгах неприлично. Лучше мы будем их тратить.
– Если хорошенько подумать, так почти всех волнуют деньги.
– Особенно тех, у кого их нет, – сухо заметил Чарлз.
– На Сицилии полно людей без денег, – нахмурилась Джиллиан. – Нищета в сельской местности ужасает.
– Здесь то же самое. Теперь, когда солдаты вернулись с войны, им сложно найти работу.
Даже в его собственных процветающих поместьях возникали порой сложности с устройством мужчин, после долгого военного конфликта вернувшихся в свои деревни и на арендованные фермы.
– Ну, у вас-то вроде все хорошо. Полагаю, у отвратительно богатых герцогов, как правило, все всегда очень даже неплохо. – Она ослепительно улыбнулась ему, сгладив колкость.
Чарлз поднял палец.
– Вульгарно, не забыли?
– Признаю свою ошибку. Но на какие темы мне можно разговаривать без опаски, ваша светлость?
Чарлз оглянулся. Контесса Патерини и ее спутница заметно отстали.
– Вернемся к этому через минуту. – Он потянул ее на небольшую закрытую поляну рядом с фермой, где на травке паслись несколько коров. – Сначала я должен вас кое о чем спросить.
Джиллиан изящно прислонилась к частоколу, небрежно покручивая муфту, что свисала с ее запястья. Чарлз сделал для себя пометку: в следующий раз обратить ее внимание на позу.
– Валяйте, – сказала она.
Он с трудом подавил вздох. По одной проблеме за раз.
– Это не такая уж простая для обсуждения тема, – сказал Чарлз. – И мне совсем не хочется вгонять вас в смущение. Но раз уж мы заговорили о герцогах, я подумал, что лучше спросить вас о… – Он замялся, соображая, как бы выразить это поделикатнее.
– О моем знаменитом папаше, его королевском высочестве герцоге Камберленде? Об этом вы хотели спросить? – Она по-прежнему небрежно опиралась о забор, покручивая муфту. Но воздух вокруг словно сгустился от напряжения.
– Я понимаю, что это неловко, – сказал Чарлз. – Но я должен знать, как у вас обстоят дела с ним.
– Ничего неловкого в этом нет, – холодно отрезала Джиллиан. – Вам наверняка известно, что я никогда не виделась с этим ублюдком.
– Мисс Драйден…
– Ой, погодите, – задумчиво протянула она. – Я и забыла. Ублюдок – это я, а не мой досточтимый папаша. Пожалуй, мне не следует путать такие вещи.
Чарлз с трудом удержался от порыва потереть виски. Он вполне мог с пониманием отнестись к ее чувствам насчет отца, но эта почти фатальная неспособность контролировать свою речь неизбежно приведет ее к гибели. Пусть Камберленд не пользуется популярностью, все же он герцог королевской крови. Грехи отца обрушатся на нее, если не научится держать язык за зубами.
– Я понимаю ваши чувства, но позвольте предложить вам воздерживаться от подобных выражений об отце.
– Ну хорошо, а как насчет «жалкий трус»? Или «беспутное существо»? О, знаю: «совершеннейший пройдоха»! – Джиллиан улыбнулась ему, словно предложила помощь.
– Я бы выбрал «ваше высочество» или, возможно, «сэр», если вам придется обратиться к нему или упомянуть о нем. Надеюсь, вы не окажетесь в подобном положении, но нужно быть готовой ко всему. Пусть более чем маловероятно, что вас когда-нибудь ему представят, но в один прекрасный день вы можете оказаться на балу или на другом светском приеме, где будет присутствовать и он.
Джиллиан выпрямилась. Глаза ее потемнели от беспокойства, когда она глянула на дорожку, где стояла ее мать. Контесса остановилась поговорить с двумя маленькими девочками, которые вышли на прогулку со своими нянями.
– Вы волнуетесь о том, что люди могут наговорить мне о нем, верно? Что, если они начнут делать подлые замечания, это меня расстроит?
Он кивнул.
– Люди могут говорить о нем все, что пожелают – да и обо мне тоже, – если уж на то пошло. Я к этому привыкла. – Джиллиан грустно улыбнулась. – И несмотря на то что вы обо мне думаете, я умею держать язык за зубами, этому меня научил дед.
Чарлз вполне мог поверить в это. Из того, что ему было известно о лорде Марбери, эти уроки оказались для нее не такими уж легкими. Ни для кого не секрет, что лорд Марбери возражал против решения дочери сохранить внебрачного ребенка, что граф пришел в ярость, когда это привело к скандалу и вынудило их покинуть Англию. И хотя впоследствии он сделал достойную карьеру в качестве британского дипломата в объединенных Неаполитанском и Сицилийском королевствах, Марбери так и не простил ни дочь, ни внучку за то, что они подвергли семью такому унижению.
– Это полезное умение, даже если уроки даются болезненно, – негромко произнес Чарлз. – Мне тоже пришлось научиться держать язык за зубами. Не буду притворяться, что это было легко.
Джиллиан взглянула на герцога, словно проверяя, правду ли он говорит. Потом кивнула.
– Мне тоже не очень понравилось. И вынуждена признать, что иногда я про эти уроки забываю. – Девушка негромко рассмеялась. – К сожалению, с предсказуемыми результатами.
В нем шевельнулось сочувствие. Джиллиан бывала дерзкой, но могла и вести себя мило, самокритично, а он находил это в высшей степени привлекательным и трогательным.