Таня, пройдя внутрь зала, даже и не обратила бы внимания на то, как закрылась дверь, если бы не звякнул колокольчик. Девушка, проходя за стойку бара, улыбнулась. Какой же это привычный звук для нее этот колокольчик. Такой родной… Два года она слышит этот звук. Два года… Виктор Петрович и остальные стали для нее самой настоящей семьей. А теперь осталась только она.
Бессильно опустившись за вытертую стойку бара, она сложила руки перед собой и зарыдала. Виктор Петрович уехал, все остальные тоже, Лиза умерла… Тане казалось, что она осталась одна-одинешенька в этом мире. Что нет больше никого, кому она была бы нужна, кто мог ее защитить, кто мог бы с ней просто по-дружески поговорить. Осталась только семья, да и то… Отец пропадает на фронте, брат где-то с партизанами. А ее жених, Гришанчиков Олег, с которым они так и не успели сходить в загс, умер. Его расстреляли немцы еще при первой оккупации Ростова.
«Одна, совсем одна, – с горечью думала Таня, продолжая плакать. – Как там у Лермонтова? И скучно и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…»
Тихо звякнул дверной колокольчик, зашуршали по полу шаги. Таня, утирая лицо ладонями и шмыгая носом, пыталась рассмотреть вошедшего.
– Простите, мы не работаем, – произнесла она, пугаясь своего же охрипшего после слез голоса.
Незнакомец остановился в тени, так что Тане трудно было увидеть его.
– Вы не поняли? Мы не работаем, – повторила она.
– Я не понимаю по-русски, – сказал незнакомец на немецком и после этого сделал шаг навстречу Тане, выходя на свет.
Девушка сразу же его узнала. Это был тот самый блондин из Хорьха, которого она видела утром. «Что он тут делает? – думала она, смотря на его военную форму. – Что ему надо?»
– Мы не работаем, – повторила Таня, только уже на немецком. «Хоть не зря в школе учила», – подумала она.
– Почему ты плакала? – спросил мужчина, подходя к стойке бара.
Таня молча смотрела на него. Высокий голубоглазый блондин, да еще с шикарной улыбкой в придачу. «Ну настоящий ариец», – мысленно усмехнулась она.
– Вам-то какая разница? – девушка отвернулась. – Уходите. Я же сказала, мы не работаем.
– И все же, – он подошел еще ближе и остановился, опершись о стойку бара. Таня сделала пару шагов, скрываясь от него в темноте. – Ну куда ты убегаешь? Хватит прятаться в тени. Ну же, иди сюда. Ты…
– Уходите, – прошептала она. – Оставьте меня одну.
Немец удивленно хмыкнул, но отошел от стойки и направился к выходу. Таня, облегченно вздохнув, уже готовилась услышать тихий звон колокольчика над дверью. Но внезапно раздался звук перебираемых клавиш стоящего в углу, рядом с окном, фортепьяно. Таня, обернувшись, посмотрела на блондина, который, играя, поглядывал на нее и явно не собирался уходить, возмущенно вздернула плечиками и ушла в служебное помещение.
Спрятавшись за стеной, Таня обиженно скрестила руки на груди. Ее бесило то, что блондин никак не хотел уходить. «Кажется, – пронеслась мысль у нее в голове, – это уже было. Ты сегодня утром точно так же пряталась от него».
– Выходи, – смеялся из зала он, продолжая наигрывать Моцарта. – Я никуда не уйду.
Таня знала, что попросту глупо себя ведет, прячась от него за стенкой. Но не будет ли еще глупее, с ее стороны, выйти к нему? «Придется, – думала она, закусив губу, – придется выйти. Это глупо. Я веду себя как маленькая обиженная девчонка. Ему здесь не место, он должен уйти. Хотя… Я не смогу его выгнать. Теперь они – хозяева города. Так что…»
Таня несмело вышла из служебного помещения и медленно подошла к фортепиано. Немец, все еще играющий, посмотрел на нее и весело улыбнулся.
«Какие у него глаза, – отметила про себя девушка. – Большие, ясные, светло-голубые и холодные. Как два кусочка льда».
– О-о-о, – протянул немец, бросая игру и поднимая руки вверх, – я капитулирую перед твоей красотой, фройляйн! Со мной такое впервые, но я хочу тебе сдаться!
Таня грустно улыбнулась. Кажется, он только что пошутил, но ей не было ни весело, ни смешно.
– Пожалуйста, – устало произнесла она, – уходите. Мы, правда, сейчас не работаем.
Блондин послушно встал и, проходя к входной двери, спросил:
– Что, одна осталась? Ладно, можешь не говорить, вижу, что одна.
– Поэтому вы придете со своими дружками разграблять меня? – ответила вопросом на вопрос Таня, не подумав. Произнеся эти слова, она поняла, что зря это сделала. «Думай, а потом говори, – твердила она себе, ожидая ответа немца. – Теперь он здесь хозяин».
– Ну, мы же не изверги, чтобы грабить такое уютное заведение такой прекрасной фройляйн, – остановившись у двери, он ответил, мягко улыбаясь.
Таня была удивлена, услышав такое. Она боялась, что после ее вопроса на ее могут наорать или даже ударить, но чтоб такое… Страх девушки сразу же пропал. Она перестала бояться немца, осмелела.
– Ты же обслужишь нас, если я завтра приду с друзьями? – немец взялся за дверную ручку.
– Э… Может быть, – уклончиво ответила девушка. Ей хотелось, чтобы он сейчас же ушел. Чтобы он не задавал никаких вопросов и просто ушел.
– Что ж, – над дверью звякнул колокольчик, – до завтра?
Таня неопределенно кивнула, поспешно закрывая дверь на ключ. Тут же Таня услышала, как этот блондин начал насвистывать какую-то мелодию, отходя от бара.
«Почему он такой добрый? – думала она, идя к стойке. – Я не испугалась его… Почему? Наверное, потому что он играл на фортепиано. Я подумала, что злой человек не может так хорошо играть. А почему я так подумала? Но ведь так оно и оказалось… Хотя, я не могу сейчас делать никаких выводов. Вот завтра он придет… Стоп! Почему я жду его прихода? Он ведь… захватчик. Таня, очнись! Пусть у него тысячу раз тонкая душевная организация, пусть!.. Но ты должна не забывать о том, кто он».
Взяв на кухне тряпку и смочив ее под краном, девушка пошла протирать стойку. Та хоть и была абсолютно чистой, но Тане просто надо было чем-то себе занять, чтобы отвлечься от мыслей, атаковавших ее. Мысли о погибшей Лизе, об этом немце – все не давало ей покоя. Ей необходимо было уйти, спрятаться от всех этих проблем, просто побыть одной. Домой она решила сегодня не возвращаться – переночует здесь, в баре.
Глава 2
Весь следующий день Таня провела в баре. Домой ей категорически идти не хотелось – она знала, что мать будет снова говорить про Лизу. А про Лизу ей сейчас хотелось слушать меньше всего. Поэтому она сидела за стойкой и, уложив голову на согнутые в локтях руки, смотрела в окно.
Проведя много часов за размышлениями, Таня все никак не могла понять, почему все так происходит. Почему Лизы вдруг не стало? Почему так внезапно умерла эта чистая, прекрасная девушка? Почему тот немец был так мил с ней? Почему она так смело говорила с ним? Почему сейчас она сидела здесь, в баре, и ждала его прихода? У Тани было множество вопросов, но ответить толком на них она не могла. Она вроде и находила какие-то объяснения, но потом понимала, что они звучат по-детски, или находился какой-то факт, который им противоречил.
Но больше всего Таню интересовало поведение того блондина. Он улыбался, шутил и так хорошо играл на фортепиано, что этим полностью ломал все представления девушки о немцах. Сколько им говорили об их беспощадности, хладнокровности – этого не было. Не было того звериного оскала, который им пририсовывали к агитационным плакатам. Он не направлял на нее дуло своего оружия, даже ни разу не попытался ударить ее. Этот блондин выбивался из той серой массы, он не был похож на остальных.
Заметив, как на улице уже начало темнеть, Таня собралась и, закрыв за собой все двери и выключив свет, пошла домой. Но, пройдя один квартал, она поняла, что за ней следом кто-то идет. Она спиной чувствовала, как кто-то смотрит на нее, чуть ли не прожигая ее взглядом. Ей было не по себе. Оборачиваться было страшно, поэтому она лишь прибавила шагу.
Когда же она подходила к дому Лизы, то незнакомец все еще шел за ней. «Нет, домой нельзя, – решила Таня, смотря на многоэтажный дом. – Там мама. Никак домой нельзя. – Взгляд ее остановился на балконе Лизы. – А что, если?.. – Шаги сзади не стихали. – Да, решено. Может, мне кажется, и этому человеку просто по пути со мной, но… – она нырнула во двор. – Но лучше мне сегодня не ходить домой».