Кэти устремила взгляд на пастбище.
– Послушать меня, – сказала она, помолчав, – так я сама стала выражаться очень по-нью-йоркски.
И, потерев пальцами глаза, опять поддала комок грязи ногой:
– Мы стали встречаться, и вскоре он пригласил меня к себе домой, а я, наверное, тоже стала выделять его среди прочих. Прошло пару месяцев, и после нескольких моих отказов я, наконец, сказала «может быть», и он увез меня в фешенебельный пригород, так сказать, на испытательный срок. Я до сих пор не понимаю, почему согласилась: наверное, потому, что других предложений не было.
Но это невероятно: у Кэти, конечно, был выбор. У красивой женщины, играющей так, что струны поют, словно сладкоголосые птицы, всегда есть возможности, но она, скорее всего, тогда растерялась, чувствовала себя очень одинокой, скучала по дому и поэтому отдалась на волю волн.
– Он старше меня и желал, чтобы у нас как можно скорее появились дети, и я подчинилась и вскоре узнала, что уже не одна.
Я налил нам свежего кофе, она отхлебнула и продолжила:
– Мы ожидали рождения ребенка и некоторое время были счастливы, потом стали подумывать о браке. Джейс родился на месяц раньше срока, и мы поженились без пышных празднеств. Просто исполнили необходимую формальность. Мы чувствовали, но, возможно, так чувствовала только я, что надо узаконить появление ребенка на свет. Не думаю, что я хоть когда-нибудь любила Тревора. Нет, – и она покачала головой, – даже тогда я знала, что не люблю его и никогда не любила.
– Кэти, я уверен, что…
– Нет, – перебила она и подняла руку, словно хотела в чем-то поклясться, – я старалась его полюбить, но, думаю, никогда не любила, и по многим причинам, но как бы это дурно ни прозвучало, мне нравились его возможности. Так все и шло, пока я не узнала получше, что он за человек. Несмотря на видимость, Тревор не из тех людей, которые могут внушить настоящую любовь. Этот тонко чувствующий, культурный человек со связями был одновременно Джекиллом и Хайдом. К тому же Джейс, рожденный еще вне брака, вызывал у него только неприязнь, стыд и раздражение. И с первого же дня его жизни начались трудности: он был неразвит, его легкие – слабыми, он спал днем и кричал всю ночь, а я, – и Кэти уничижительным жестом показала на грудь, – никогда не отличалась пышностью форм, и поэтому возникли сложности с кормлением.
Тревор зарабатывал хорошие деньги и не хотел, чтобы его жена уступала в чем-то разряженным в пух и прах дамам из его общества. И я должна была непременно поправиться. Стать полнее.
– Да, понимаю. – и я улыбнулся.
– О чем ты?
– Когда я видел тебя в последний раз без рубашки, ты была такая же плоская, как я сам, да к тому же узкогрудая, словно воробышек.
– Такер! – и она хлопнула меня по руке, но поддразнил я ее добродушно и так же добродушно рассмеялся.
– Это шутка, – сказал я и поднял руку, будто защищаясь: – Сдаюсь!
Инцидент был исчерпан, и я дал волю любопытству:
– А как ты узнала обо мне?
– Тревор был страстным фотографом-любителем. Сам он в этом деле не преуспел, хотя считает себя мастером дела, поэтому наш почтовый ящик всегда лопался от фотожурналов, и мне было нетрудно познакомиться с карьерой Такера Рейна, – и, взглянув искоса, добавила: – А мне нравится твой псевдоним.
– Да, это хорошее, доброе имя, – ответил я, не отрываясь от своего занятия.
– И мне нравится качество твоей работы, – и она помолчала, подыскивая слова, – ну, особенно, что касается лиц. Тебе удается каким-то образом уловить главное выражение, то самое, что свойственно именно этому человеку и только в данный момент.