Как оказалось, Глю ничего не имел против, и вскоре я убедился, что энтузиастов, вроде этих плантаторов, очень много, и они готовы хорошо платить. Так мы с Мозом занялись бизнесом, а Глю перестал быть безработным. Когда мы с Мозом официально зарегистрировались как владельцы Глю, то переименовали его, и он стал называться «Уэверли Рейн». Тогда же я узнал, что он состоит в кровном родстве с пятикратным чемпионом рысистой породы во всех четырех категориях первого разряда, включая и категорию «Лучший во всех округах». По этой причине мы с Мозом повысили ставку за случку, и вскоре все плантаторы от Северной Флориды до Северной Каролины, от Теннесси до Техаса доставляли к нам на пастбище своих кобыл и почтительно поддакивали Мозу, обращаясь с просьбой: «Да, сэр, это было бы просто замечательно, если бы вы согласились помочь».
За пять лет Глю успел стать родителем восьмидесяти жеребят, и желающих воспользоваться его услугами не убавляется, так что Моз завел список очередности. Он повесил его на дверь амбара, и теперь может продлевать его, сколько угодно. А от телефонных звонков на эту тему он так устал, что завел автоответчик и начал сортировать просьбы. До появления Глю в его жизни Моз иногда подумывал, чем занять свободное время, однако теперь, учитывая, что каждая услуга со стороны Глю оценивается в полторы тысячи долларов, которые делятся на три части – мне, Мозу и на благоустройство амбара, – Мозесу не приходится беспокоиться о том, чем бы заняться. В свои восемьдесят с лишним лет он, проснувшись, каждое утро направляется в амбар, кипятит кофе, печет блинчики, чистит стойла и поет веселые песенки для лошади по имени Глю.
В амбаре горел огонь – свидетельство того, что Моз был занят тем же самым. Войдя в амбар, я услышал, как он, склонившись под тяжестью охапки сена, напевает песенку Джонни Эпплсида «Господь был добр ко мне всегда! Его благодарю!». Я хотел было незаметно проскользнуть мимо, но в эту игру мы с Мозом играли уже давно, и он, не оборачиваясь, сказал:
– Если ты собираешься приглашать жильцов, то дал бы мне знать заранее, я навел бы порядок в доме сестры, чтобы им было хорошо и удобно.
– Привет, Моз. – я потрепал его по плечу.
– А уж если бы ты предупредил, что это будет гостья, – и он поправил подтяжки под синим рабочим халатом, – то я бы приоделся!
Если бы солнце решило осветить угрюмые стены Уэверли Холл, если бы оно смогло сейчас проглянуть сквозь те мрачные, грозовые тучи, которые уже многие годы нависали над усадьбой!.. Но нет, этого не произошло, однако роль солнца как бы взял на себя Моз. Он кивнул на домик мисс Эллы, и в его взгляде мелькнул вопрос, который так и рвался с языка.
– Знаешь, это длинная история, – ответил я, – в которой даже мне далеко не все ясно и понятно, но мы имеем дело с женщиной и ребенком: это ее сын.
Тут, однако, Моз меня перебил:
– Такер, я ведь помню девочку Кэти. Теперь, правда, она немного повзрослела.
И я поразился цепкости его памяти.
– Они, – я оглянулся на домик, – они от чего-то бежали. Я встретил их прошлой ночью, во время ливня. Их автомобиль застрял в канаве, а я не мог их оставить в безвыходном положении и думал тогда лишь о том, как поступила бы на моем месте мисс Элла.
– Ох!
Моз воткнул вилы в солому на полу амбара и стал подгребать навоз и сбрасывать его в тачку.
– И ты знаешь, что если она была бы сейчас с нами, то поступила бы так же и уже готовила бы нам всем завтрак!
Я подошел к стойлу Глю, который жевал сено, и потер ему нос, а потом поднялся на сеновал и сбросил вниз еще охапку. Когда Глю был уже накормлен и обихожен, я посмотрел в оконце на домик мисс Эллы.
– Так, – прошептал Моз, – ты осторожно туда гляди, не заглядывайся, а то появится привидение в образе сестры и втащит тебя через окно.