И теперь, проходя под дождем через двор, я вспомнил, как мисс Элла прошептала: «Я недостойна!»
Взяв оба кувшина, которыми одарил меня Уайти, я прошел через черный ход и спустился по винтовой лестнице в подвал – не для того, чтобы перелить их в другую емкость, но из опасения, что они вдруг неожиданно взорвутся и разнесут в щепки мой грузовичок. Хороший грузовик сейчас трудно отыскать. А с другой стороны, если кто-то взорвет весь дом, я усядусь во дворе на стул и стану наблюдать, а может, даже организую продажу билетов для желающих насладиться этим зрелищем.
Рекс построил винтовую лестницу, ведущую в подвал, для того чтобы было легко и быстро попадать в кухню и спускаться за растопкой, керосином и, разумеется, спиртным. Когда бы он ни навещал свои домашние владения, он начинал обход с подвала, где, в частности, хранились две сотни покрытых пылью бутылок. Я спустился в подвал и подождал, пока мои глаза привыкнут к темноте, а потом, обогнув винный погребок, прошаркал к своей кровати и сунул под нее кувшины Уайти.
На прикроватном столике я держал три предмета: фотографию мисс Эллы, сидящей на бадье возле амбара, – я сделал фото еще до того, как она заболела; принадлежавшую ей Библию – потертую, потрепанную, с вкладками, на которых сохранились отпечатки больших пальцев ее рук; и – медный отвес.
«Нет, мэм, – громко, вслух ответил я, – мне совсем ничего не известно, чем они занимаются и почему. – И лег. – А обо мне вы все знаете, что бы я ни делал. И даже, пожалуй, больше. – Подтянув холодные простыни к шее, я закрыл глаза. – и я радуюсь тому, что она не умеет стрелять».
– Да, сэр, мистер Рекс? Вы хотите поехать с нами?
– Женщина, вы куда это направляетесь? – и он почти выдернул ее с водительского места.
– Но, мистер Рекс, разве вы не знаете, какой день у нас сегодня?
Рекс, очевидно, еще ничего не соображал, хотя было уже почти одиннадцать утра, а он уже был навеселе. Он ухватился за машину, стараясь не шататься, и пот крупными каплями выступил у него на лбу.
– Ведь сегодня Пасха, мистер Рекс! – И мисс Элла указала на двор. – Неужели вы не видите эти цветущие лилии?
Моз на собственные деньги купил несколько десятков луковиц и вместе с нами посадил их перед домом. Как раз на Пасху лилии расцвели и были похожи на крохотные бокальчики, поднятые во славу Небес.
– Женщина, да я двух центов не дам за это. – и Рекс, брызгая слюной, просунул руку в окошко машины и схватил мисс Эллу за воротник, да так, словно хотел ее задушить.
– Но, мистер Рекс, когда вы вчера вечером обедали, я у вас спросила…
Но он еще крепче стиснул воротник.
– Да мне плевать, какой сегодня день! И ты никогда, никогда, – он уже просто вопил, – не повезешь мальчишек в церковь!
Рекс протащил ее лицо в окошко и в бешенстве вонзился взглядом в ее глаза, а сбоку у него на голове взбухла вена:
– Ты поняла, женщина?
– Да, сэр, мистер Рекс.
Рекс втолкнул ее голову обратно в машину, поправил на себе халат и стремительно зашагал к клумбе с лилиями, где растоптал их, сколько смог. Он ходил все расширяющимися кругами, уничтожая все на своем пути, и был похож на ребенка, играющего в саду и закатившего истерику, потому что учитель запретил ему влезать на гимнастический снаряд. Тяжело дыша и стряхивая цепкие лепестки с халата, он вошел в дом, а мисс Элла легонько подала назад, к гаражу, стараясь скрыть от нас слезы. Помню, как она хлюпала носом, глотая слезы, как скрипели шины по мелким камешкам на дороге.
– Ладно, мальчики, – сказала она, – идите на лужайку и поиграйте там…
– Но, мисс Элла, мы в церковь хотим!
– Мальчики, милые вы мои, – и слеза капнула у мисс Эллы с подбородка, а сама она со страхом посмотрела на дверь, за которой скрылся Рекс, словно не веря глазам своим, – если я вас повезу в церковь, это будет последний день моей работы здесь, и вы меня больше никогда не увидите.