– Ты хочешь сказать, что твой братец Мэтт, главный фигурант дела и бывший обитатель «гнезда кукушки», теперь живет у тебя?
– Да.
– И что ты связался с этой замужней женщиной, Кэти, или как там ее зовут, и с ее пятилетним сыном, и что она бежала от своего негодяя-мужа, который, очевидно, существует, работает и ест в нескольких кварталах от меня, а его дружки-собутыльники состоят на государственной службе?
– Да, примерно так.
– Я бы на твоем месте удрал от них на первом же автобусе и на первом же самолете драпанул потом в Лос-Анджелес.
– Док, я не могу этого сделать…
– Не можешь этого или не хочешь?
– Док, с моим братом дела обстоят неважно, и женщина эта, ну…
– Да, в твоем голосе звучит нечто, чего я прежде не слышал. Ты вещаешь, словно Томас Магнум.
– Но, понимаешь…
– Ты не знаешь, что делать дальше?
– Нет. Совсем не знаю.
– И я тоже, а я ведь был женат четыре раза. Уж эти женщины! Без них нельзя, но и с ними жить невозможно!
– Док, мне просто нужно время. Например – месяц. Может быть, и два. Пока еще не решил.
– А тебе есть на что жить?
– Некоторое время продержусь. Я не могу уйти с работы, но давай сделаем вид, что занимаемся делом.
– Ты имеешь в виду нас обоих или только меня?
– Обоих, – помолчав, ответил я.
– А ведь ты знаешь, что можешь делать первоклассные снимки! Ты уже почти достиг совершенства!
Док был уверен, что однажды я стану великим фотографом.
– А когда я его достигну, что дальше?
– Но ты достигнешь вершины, Такер!
– Вершины чего? И в чем? Док, на вершине есть место лишь для одного, как, например, на Эвересте. Но там холодно, там одиноко, и Эверест уже погубил многих, кто совершал на него восхождение. Вспомни моего отца.
– Ладно, Рейн, делай, как считаешь нужным, но не заставляй меня дать тебе пинка под зад. Ты слишком хорошо знаешь свое дело, чтобы бросать его. Ты видишь то, чего другие не видят. И так будет всегда! Помни это! Приводи свои дела в порядок и не заставляй меня слишком долго ждать твоего звонка.
– Спасибо, Док! Я позвоню.
Док повесил трубку, и я прекрасно понимал, что подвел его. Но Док знал, что со мной происходит, и осознавал, что градус давления обстоятельств слишком высок, и что лучше это давление немного ослабить, чем доводить дело до взрыва.
Я ополоснул лицо, промыл как следует глаза, в которые, казалось, попал песок, и через черный ход вышел из дома. Я не знал, куда мне податься, и бесцельно кружил около домика мисс Эллы, когда обратил внимание на следы, похожие на те, что видел у забора. Внимательно оглядев землю вокруг, я заметил окурок: он был сырой, холодный и выкуренный почти до фильтра. Наверное, тот, кто курил, получал от процесса курения большое удовольствие: он был весь изжеван и пах дешевым мужским одеколоном.
В субботу утром меня разбудил грохот работающей машины и еще какой-то пронзительный звук, похожий на то, как если бы работала сенокосилка или другой сельскохозяйственный механизм. Я поднялся наверх, к черному ходу, вышел во двор и сразу же попал под «душ»: то был водный раствор хлорной извести, от которого уже намокла вся боковая сторона дома. У входа стоял Мэтт в защитных очках, с затычками в ушах и огромным шлангом, а рядом поместилась маленькая «Хонда» в тридцать лошадиных сил и с насосом, извивающимся по земле, как змея. Небольшой прозрачный насосик накачивал в шланг побелку. Широко взмахивая руками, Мэтт поливал стены дома и успел побелить уже довольно много: крышу, окна, водостоки – все блистало белизной.