— А разве ты не хочешь? Ну, хотя бы самую малость?
— Иногда, — признаюсь я.
— Я знала!
— Ну конечно, Рут. Когда мне грустно или одиноко, или скучно до слез на очередном неудачном свидании, я думаю о Данте. Но потом напоминаю сама себе, почему рассталась с ним. Он всю жизнь будет работать в пекарне, это замечательно, но это означает, что ему до конца его дней придется жить с родителями.
— Старая песня на новый лад, — Рут методично втыкает в игольницу булавки.
— Да. Видишь ли, жизнь Данте после свадьбы осталась бы прежней. Мы отстояли бы службу и сделали для всех ужин с танцами, а после приехали бы к нему домой. Я стала бы жить в комнате, в которой он вырос, спать в его кровати, в которой, я уверена, он был бы счастлив видеть меня еще лет пятьдесят. Ему не пришлось бы ни от чего отказываться. Мне же наоборот пришлось бы пожертвовать всем. В тот день, когда я стала бы женой Данте, мне пришлось бы уволиться из «Б. Олтман» и наняться служанкой в компанию «Клаудия Де Мартино энтерпрайзис», где моими служебными обязанностями стали бы мытье полов и посуды, глажка, штопка и готовка.
— Если бы сию секунду в эту дверь вошел Джон Тальбот, ты бы подпрыгнула от счастья, так?
— Но этого не случится.
Наверное, следовало бы признаться Рут, как я устала от постоянных мыслей о нем. Как мне хочется, чтобы он никогда не целовал меня. Что я не могу смотреть ни на одного мужчину, потому что кто-то другой вряд ли сможет поцеловать меня, как он. Делмарр прав. Такие красивые мужчины, как Джон Тальбот, всегда пользуются успехом у дам, о них болтают по всему городу. Эти мужчины вечно заняты, но когда им приходит на ум, что пора остепениться, они женятся на какой-нибудь девушке из высшего света.
Я помогаю Рут надеть платье для последней примерки. Она стоит на подставке, на которой обычно стоят наши модели, и крутится, чтобы рассмотреть себя со всех сторон, как балерина в музыкальной шкатулке.
— Красавица, — говорю я ей.
— Платье просто великолепно. Спасибо. Тебе пришлось изрядно потрудиться.
— Я говорила тебе, что вытянутая горловина и короткий цельнокроеный рукав будут удачным решением.
— Посмотри на эти хрусталики, — Рут медленно поворачивается на подставке. — А что если нам открыть свое ателье?
— С удовольствием. — Я поправляю сборки на юбке так, чтобы сзади она сидела свободно.
— Почему бы и нет? В моей семье уже есть женщина, у которой есть собственное дело. Моя мама работает бок о бок с отцом на складе пиломатериалов. Но когда кто-то ее спрашивает, работает ли она, мама отвечает: «Нет!» И хотя каждое утро в девять часов утра она идет на работу и на ней там держится вся бумажная работа, оплата счетов, расчет зарплаты, мама твердит, что просто помогает отцу.
Я заканчиваю отделку платья и спрашиваю:
— А Харви хочет, чтобы ты помогала ему?
Рут смотрит на меня сверху вниз:
— Я и буду помогать ему пару дней в неделю. Сама понимаешь, бухгалтерская отчетность.
— Но ведь это не твое дело! Ты рисуешь эскизы! И терпеть не можешь математику, — напоминаю я. — Ты всегда просила меня помочь со счетами, потому что сама никак не могла распределить расходы.
— Знаю, знаю. — Рут разглядывает свое платье в зеркале.
— О, Рут. Разве ты не понимаешь, что это значит? Твоя жизнь меняется.
— Значит, так надо, Лючия.
— Но так не должно быть! Мне так жаль, что мы вынуждены отказываться от наших устремлений. На что мы меняем свои мечты! Ты и я, обе мы — та самая Энн Брюстер, девушка без имени, для которой работа — это возможность скоротать время до замужества.