— Мы знаем, что вот уже много лет вы даже не разговариваете. Мы знаем, что он фермер в Пенсильвании, но никогда не встречались ни с ним, ни с нашими двоюродными братьями и сестрами. И все потому, что вы никак не можете простить друг друга. Но какое это имеет отношение к проклятью?
— Мама и твоя тетя…
Мама громко возмущается:
— Не смей называть ее «тетей». Она не достойна называться нашей родственницей.
— Мама с Катериной не ладили.
— Пап, это слишком мягко сказано. Я помню, как они надрывались, пытаясь перекричать друг друга, — вставляет Роберто.
Папа продолжает:
— Нехорошо это было. Из-за этого мы с Энцо и поссорились, и уже не смогли восстановить былые братские отношения. Поэтому мы решили прекратить наше партнерство и бросить жребий. Монету. Победитель получал право выкупить «Гросерию» и этот дом, а проигравший должен был забрать деньги и покинуть Нью-Йорк.
Анджело хихикает:
— Кошмар, мы могли стать фермерами в Пенсильвании.
— Фермер — почетное занятие, — не соглашается с ним Эксодус.
— В то время ваша мама была беременна Лючией. Это случилось летом 1925 года. Проиграв, Энцо расплакался. А Катерина пришла в бешенство, начала кричать. Тогда она и наложила на тебя проклятье, — поворачивается ко мне папа.
— Я не верю, что кто-то может насылать проклятье. Это какое-то итальянское вуду, — усмехаюсь я.
— А что за проклятье, папа? — спрашивает Анджело.
— Она сказала, что Лючия умрет от разбитого сердца.
— Ненавижу ее, — ворчит мама.
— И вы на самом деле верите, что расторжение помолвки — следствие этого проклятья?
— Похоже на то, — хмурится Роберто.
— Подождите-ка! Я сама ее расторгла. Никто меня не заставлял. Ни одна ведьма не совалась в дверь с отравленным яблоком, ни одной странной птицы не оказывалось на подоконнике, и я ни разу не проходила под лестницей, так что давайте забудем об этом. Проклятье не имеет к размолвке никакого отношения, — делаю я рукой такое движение, словно отгоняю от себя муху.
— Но тебе действительно не везет с мужчинами, — ласково говорит Орландо. — Вспомни Монтини, который грозился броситься на машине в океан с моста, ведущего в Джерси.
— Я тут ни при чем. Он был ненормальным, — защищаюсь я.
— А что произошло с Романом Тальфаччи? — спрашивает Орландо.
— Это я его побил. Он оскорбил Лючию, так что это — моя вина, — объясняет Эксодус.
Некоторое время мы молчим. Никто не может подобрать слов. У мамы растрепались волосы, а белые ладони закрывают лицо. Папа покачивает бокалом и глоток за глотком пьет вино, как будто по поговорке пытается найти в нем истину. Мои братья откинулись на спинки стульев. Может, они верят в проклятье и гадают, как защитить меня в мире духов и колдовства.
Раздается звонок. Роберто идет к телефону и поднимает трубку.
— С тобой желает говорить Де Мартино.
Мама смотрит на меня умоляюще:
— Поговори с ним. Он такой хороший парень.
Я иду на кухню и беру у Роберто трубку:
— Данте.
— Я забрал у отца кольцо, — говорит Данте.
Я молчу.
— Лючия, мне все еще хочется на тебе жениться. Мама не сдержалась. Она просто погорячилась.
Я снова молчу.
— Лючия, что случилось? Ты встретила другого?
— Нет-нет, ничего такого, — хотя это не совсем правда. Я встретила Данте Де Мартино, ангела во плоти, хорошего настолько, что он не может пойти против воли родителей, потому что для него счастье — угождать им.