Марпл лежала, не шевелясь, в огромной луже красного вина, которую я, без своих контактных линз, приняла за лужу крови. Я еще помню, как в горе упала на колени рядом с моей собакой и закричала: «Она мертва! Филипп, ты свинья, ты ее убил!»
В этот момент Марпл поднялась, отряхнула с шерсти вино и радостно завиляла хвостиком. У меня камень свалился с души, и сегодня Филипп тоже может над этим смеяться. По крайней мере, я так думаю.
Это похоже на фарс? Я к этому уже привыкла. Вся моя жизнь смахивает на второразрядную шутку. Со мной постоянно случаются вещи, которые, если рассказывать о них на следующий день в веселой компании, выглядят дешевой попыткой привлечь к себе внимание.
К сожалению, я часто многое ломаю и порчу. Не только предметы. Но и остроты, начатые с надеждой разговоры, хорошее настроение. К сожалению, я делаю это не намеренно, для этого я недостаточно зла. Филипп считает меня неуклюжей и неотесанной. Я же придерживаюсь мнения, что мне просто не везет. Порой это кончается большими неудачами.
«Мужчины думают, что ты на них несправедливо обижена, – говорит моя подруга Ибо. – Ты разглядываешь их, как помесь испуганной молодой косули и опытной ночной сиделки».
Но в том-то и дело, что я вообще не разглядываю. Я просто хочу что-то увидеть! И это действительно плохо. Мои глаза кажутся широко распахнутыми, как открытые уши. И каждый блеет в них что-то свое. А когда они слышат еще и мое прозвище, то отпадает последнее желание утаить от меня что-то, чего мне знать вовсе ни к чему.
«„Куколка"? Какая прелесть! Так тебе подходит!»
С тех пор как я себя помню, люди называли меня куколка. Пошло это от моей бабушки Амелии Чуппик.
Моя мама хотела доставить своей маме особую радость, окрестив дочку Амелией. Ужасное имя, в этом не может быть сомнений, да бабушка Амелия Чуппик и не думала сомневаться.
Когда она увидела меня в первый раз, то разразилась диким смехом. Я орала благим матом, была очень маленькой и очень сморщенной. И с кучей волос на голове. Я и впрямь выглядела странно и смешно, и тем не менее моя мать огорчилась – какая же мать стерпит, что при одном взгляде на ее ребенка кого-то разбирает смех. Это сравнимо лишь тем, как мужчины относятся к своим гениталиям и женщины – к своей новой прическе.
Амелия Чуппик во всяком случае повеселилась по поводу моей прически: «Некоторые едва родились, а им уже пора к парикмахеру!», моих многочисленных складочек: «Боже, ребенок выглядит старше, чем я!» и в конце концов сказала: «Ну, тогда, моя маленькая куколка, будь у меня такое же глупое имя, я бы тоже орала, как под розгами».
Итак, меня зовут куколка, и так я и выгляжу. Так, как будто я засмеюсь, если нажать мне на живот, или автоматически закрою глаза, если положить меня на спину.
Филипп всегда считал, что мне надо было пойти в отдел убийств или репортером в отдел сплетен. Мне нужно только достаточно долго смотреть на человека, чтобы он признался, где спрятал части расчлененного трупа или с какой из женщин зачал по недосмотру дитя. К счастью, у меня другая профессия, которой я очень довольна.
Пять лет назад я – тоже случайно – познакомилась с Ибо. Ее полное имя – Ингеборг Химмельрайх, она на две головы выше меня, у нее короткие светлые волосы, крепкая фигура, крепкий характер и самые лучистые голубые глаза, которые я когда-либо видела. Она могла бы рекламировать цветные контактные линзы, не надевая цветных контактных линз.
Мы понравились друг другу с первого взгляда. Я пролила ей кофе на блузку, на что она радостно отреагировала: «Наконец-то один нормальный человек в этом скучнейшем заведении».
Ингеборг Химмельрайх работала экономистом, и три дня назад устроилась бухгалтером в фирму Зольдеманна, крупнейшего производителя ковровых покрытий в Гамбурге.