— Вы знакомы с доктором по фамилии Энис, живущем в Соле или где-то поблизости? Дуайт Энис, если не ошибаюсь.
— Да. Живет не на земле Полдарка, не то в поместье Тренеглоса. Совсем молодой. Я не так много о нем знаю. А что?
— Он сейчас в городе, и я уверена, появится на завтрашних слушаниях. У него есть деньги, как думаете?
— А что? Вы с ним встречались? — подозрительно спросил Анвин.
— Вышло так, что его позвали к Горацию. Я вам об этом рассказывала. Он был таким несговорчивым, когда узнал, что его вызвали к собаке.
— Какая дерзость. Был бы я там, прямо так ему бы и сказал.
— О, я ему тоже это сказала. Но дерзость — не такой уж великий грех, Анвин. Вы так не думаете? Она демонстрирует определенную стойкость духа.
Тем временем в бальном зале разговор чуть сместился от опасной темы. Уэнтворт Листер смотрел на темноволосую девушку, сощурившись. — Скромность, как сказал один греческий философ, это цитадель красоты и добродетели, первая добродетель — простодушие, а вторая — чувство стыда. Этот принцип уже много лет помогает мне в оценке дам.
— А как насчет оценки мужчин? — спросила Демельза.
— И в этом тоже. Танец закончился, и судья медленно оглядел зал. Здесь было тепло, и он пожалел о том, что надел третью пару чулок. — Умоляю, не позволяйте мне более вас задерживать, — произнес он немного обиженно. — Уверен, что вы можете провести время и более приятным образом.
Демельза облизала губы. — Иисусе, похоже, я злоупотребляю вашим временем.
Он вежливо отрицал это в ответ, и Демельза в свою очередь быстро огляделась. Хотя вокруг мелькало множество людей, никто сейчас, похоже, не собирался помешать их разговору тет-а-тет. Судья был не из тех, кто привлекает внимание.
— Хорошо бы в следующий раз сыграли что-нибудь потише, — сказала Демельза. — А то ничего не расслышишь. Слишком много флейты и свирелей.
— А вы сами играете? — спросил судья.
— Немного, — неожиданно обворожительно улыбнулась она. — И люблю петь, когда остаюсь в одиночестве.
— Соглашусь с вами в предпочтении виол и скрипок. Что же до пения, то сегодня ничего стоящего не услышать.
Её острый, как у хищницы, слух уловил особые нотки в его голосе. Какое-то мимолетное проявление чувств в его обычно чопорном характере.
— В Корнуолле на удивление много поют.
— И причем все вместе, — он улыбнулся. — Не сомневаюсь, что вы именно об этом говорите. Церковный хор по воскресеньям.
— Разумеется, может, это и не совсем то, что в Лондоне...
— В Лондоне тоже такое бывает. Нечто, не испорченное современными тенденциями. Легкомысленные и пустые песнопения. Подделка под итальянцев, жеманная и искусственная. Чтобы найти чистый источник, придется вернуться на две сотни лет в прошлое, а то и больше.
Внезапно Листер замолчал и взял понюшку табака. Чихнув в кружевной платок, он сцепил руки за спиной и уставился в зал, как будто решил больше не вступать в разговор.
— А что не так с церковной музыкой, милорд? Я не уловила вашу мысль, — отчаянно произнесла Демельза.
— Ха!
Братья Тревонансы вышли из обеденного зала. Пламенеющие волосы Кэролайн чуть возвышались над сэром Джоном, а Анвин целиком ее закрывал.
— Это первая церковь, в которой я услышала орган. В Труро есть один, но я его никогда не слышала. Великолепное звучание, но мне скорее нравится старинная манера, если она исполнена хорошо.
Судья чихнул и утер лицо. — Вам повезло, что ваш слух не целиком разрушен современными тенденциями. Несомненно, вы никогда не слышали пения в манере органум ?
— Нет, милорд. А это разве не пение под орган?
— Орган тут вообще ни при чем...
.