— Значит, я должна пережить это, разве не так? И ты тоже.
— Да, но не в такой степени. В любом случае, это твое решение. Должен сказать, что сегодня ты сбила меня с толку точно так же, как когда ты забываешь, что такое козырь, во время игры в вист.
— Когда такое было? Один-единственный раз! — она села, облокотившись на подушку, и посмотрела на него. — Серьезно, Росс, хоть я и твоя жена, и у нас всё общее, но это — твоя собственность, твоя шахта, твои люди. Поэтому если ты скажешь, что мои братья тебе не нужны, отправляй их обратно и не думай о родственных связях. Ты имеешь на это полное право, и если ты так поступишь, я не буду на тебя сердиться.
— Но ты хотела бы, чтобы они остались?
— Да, хотела бы.
— Этого достаточно. Больше ничего не нужно говорить.
— Вообще-то нужно, Росс. Если ты хочешь сохранить мое достоинство в этом доме, ты не должен щипать меня, как сегодня днем, когда мы едва скрылись с их глаз!
— Все знатные дамы должны уметь терпеть такое, — ответил Росс. — На то они и знатные, чтобы терпеть это молча.
Демельза хотела было уже нагрубить в ответ, но сдержалась. Именно в этих колких замечаниях и не менее колких ответах всё еще проявлялись их разногласия. Возможно, Росс это чувствовал, так как знал, что с его женой не все средства хороши. Он положил руку ей на колено под ночной рубашкой.
— Где ты их поселишь? — спросила Демельза.
— Я думал насчет Меллина. Теперь, когда старый Джо Триггс скончался, у тетушки Бетси освободилась комната. Ей бы это тоже не помешало.
Она задумчиво произнесла:
— Наверное, я могла бы узнать Сэма, но, знаешь, только не Дрейка.
— Правда, он похож на тебя? — спросил Росс.
— Что?
— Ну, цвет кожи, волос, глаз. Овал лица. И его взгляд.
— Что за взгляд?
— Ну, ты знаешь... Тяжелый. Который сложно выдержать.
Демельза убрала колено.
— Так и знала, что сейчас ты скажешь что-то нехорошее.
Росс положил руку ей на другое колено.
— Это мне нравится больше. Здесь есть шрам — он появился у тебя в пятнадцать лет, когда ты упала с вяза.
— Нет. Тогда я просто поцарапала ноги. А это случилось, когда я уронила на себя шкаф.
— Видишь. Именно об этом я и говорил. Тяжелый. Который сложно выдержать. И очень уставший. Будто невидящий. Изъяны в красоте любимого человека — словно мелизмы , что доводят музыку до совершенства.
— Черт побери! — сказала Демельза. — Красиво сказано. Лучше спи, а то я начну думать, что ты это всерьез.
— Красивые слова, — заметил Росс, — всегда нужно воспринимать всерьез.
— Хорошо, Росс, я так и сделаю. И спасибо тебе. И обещаю не напоминать тебе об этом при свете дня.
Какое-то время они лежали молча. Слегка задремав, Росс мысленно отвлекся на приятные события в его жизни: он не думал о раздражающих соседях Уорлегганах, не думал об Элизабет и ее ребенке или о мрачных предчувствиях по поводу войны — он думал об успехе своей шахты, свободе от долговых обязательств, теплоте своих чувств к жене и ребенку.
Они еще не успели нанять дополнительных домашних слуг и в суматохе от внезапного успеха шахты совсем забыли о фермерском хозяйстве. Росс начал думать о заготовке сена, о вспашке Длинного поля, о том, чтобы побегать босиком по жесткому песку пляжа Хендроны, о предстоящей реконструкции библиотеки, о лавках в Труро, о том, чтобы увезти Демельзу куда-нибудь за границу. Как вдруг Демельза произнесла:
— Кстати, насчет детей, Росс.
— Каких детей?
— Наших. Кажется, ближе к концу года в поголовье у нас будет прибавление!
— Что? — его безмятежный сон как рукой сняло. — Как это? Ты уверена?
— Нет.