Во! Смотрит, Егорыч-«старожил», слесарь 6-го разряда харю давит. Все на обеде: кто в курилке воздухом дышит, кто в подсобке домино об стол наяривает, злость от работы монотонной вымещает, а этот, который Егорыч, здоровье – что значит уже его не густо, на вечер бережёт, в том плане, чтобы вечером «на ход ноги треснуть грамм пятьсот». Короче, дай, думает Дятлов, с Егорычем радостью поделюсь! В нос ему чертёж сует, мол, зенки расчехли, зацени – рацуха, офонареть просто! А тот на бумазейку слюну пущщает, и лишь бровью ведёт. А ну тебя, старпёр, рассердился Дятлов! Во, ничего себе, вот удача так удача, глядит – начальник цеха, Кроль Сергей Иваныч собственной персоной шкандыбает. Как говорится, на ловца и зверь бежит.
– Тут это-ть, дело какое, – чуть не заикаясь, валит с плеча нервно трясущий чертежом Дятлов, – тут если вот отсюда три вынуть, а одну вот сюда вставить…
– Ты чего это, Дятлов, мозги мне в обеденный перерыв клюешь? Сам не обедаешь и других с толку сбиваешь.
От Кроля резко тянуло праздничным настроением. В подтверждение того, что с толку сбивать нехорошо, Кроль помахал закусью в мешочке в виде бутербродов перед носом Дятлова и сказал, чтобы тот шел «по домину» вмазал или «воздухом продышался» и двинул к себе. «Тебе продышаться надо, сволочь!» – огорчился Дятлов, после чего возле доминошной каким-то чудом отловил ещё говорящего Фролова. Тот здесь давно, всю кухню знает.
– Вот, – говорит Дятлов, – такое дело, тут три высунь, одну всунь, – чистое здоровье выходит! – И чертёж Фролову в рожу суёт.
Фролов хоть на ногах и не крепко стоит, но блевать ещё в состоянии, Дятлову вещает, что его, дескать, от этой шараги и от этой деталюги в частности давно уже тошнит, не искушай, говорит, – а сам в чертёж целит. Дятлов увернулся – и к Петрову. Тот единственный, судя по всему толковый, с больной печенью, правда, и вставным сердцем – кроссворд у батареи разгадывает и кроме чая с кроссвордом вприкуску к обеденному меню близко ничего не подпускает. Дятлов бумагу ему свою на кроссворд – хрясь! Отвлекись, говорит, мил человек, тут поинтересней ребус, тут три штуки детали вынёмываем, заместо этого дерьма одну, но другую всовываем, – одна экономия, вынь да положь! Петров чертёж ладонью с кроссворда счищает, в сторону так его аккуратно отодвигает и на Дятлова подозрительно косится, дескать, врезал в обед, оно и понятно – святое дело, но зачем к людям лезть, тем паче, что здесь кремень восседает, а не человек, ему чужие пьяные выходки на свою родную многострадальную печень осложнения дают.
– Да трезвый я, – орёт ему Дятлов, – и в лицо дышит.
– Тем более, – резюмирует свою точку зрения Петров, – таким как ты и пить противопоказано, ты и трезвый ведёшь себя хуже пьяного!
– Ладно, – чуть притомившись, говорит Дятлов, – хрен с тобой! Я тут новенький, две недели всего, где тут у вас главный инженер высиживает?
– Вот-вот, – заквохтал Петров, – всего две недели, а уже на рожон лезешь!
– Никуда я не лезу, – обижается Дятлов, – у меня дело.
– Знаем мы эти дела…
– Ладно, Алексей Сергеич, – прервал его Дятлов, – где кабинет инженера главного, намекни и дальше себе развивайся, – Дятлов постучал пальцем по кроссворду.
– Не могу, – говорит Петров, – у меня гланды.
– Чего-чего? – удивился Дятлов.
– Чего-чего, – гланды! – Петров встал, суетливо свернул кроссворд трубочкой и рысью помчал к туалету.
– Эк его полощет, беднягу, – пожалел Петрова Дятлов, а сам начал вспоминать, в каком районе при подобном раскладе должны были находиться гланды.
Дятлов долго шатался по коридорам с чертежом наперевес. Людей почти не встречалось, как вымерли все. И тут удача прямо, Тележкин навстречу летит под парами, – из ОТК, не иначе.
– О, – хватает его за рукав Дятлов, – как тебя там Саша, Сережа, не помню, дружище, не подскажешь, где тут у вас…, у нас в заведении главный инженер располагается?
Тележкин одну руку к горлу подносит, другой из-под полы робы как контрабандист краешек туалетной бумаги высовывает, заталкивает его обратно, после чего ускоряется. Это что ещё за знак такой условный? – встает в ступор Дятлов, пытаясь разгадать ребус на основе импровизированной пантомимы, – тоже гланды как у Петрова или подступило уже вот сюда, к горлу? Дятлов пожал плечами и крикнул вслед, мол, рукой хоть махни, мил человек, ради приличия! Тот, который Тележкин, в пол оборота махнул по просьбе приличия для – и дальше «когти драть». Получилось, чисто как от мухи отмахнулся, то ли «пшёл ты со своим инженером», то ли «там твой инженер». Оно и понятно, Дятлов ещё новенький, не привыкший к местным пантомимам, с лёту не врубается. Ещё бы, с непривычки-то язык жестов не всякому сразу даётся, особенно производственно-специфический.
На втором этаже встретились две чудные барышни и подозрительная дверь с сухой надписью «Директор». Воспитанный на методе «научного тыка» Дятлов зачем-то надавил на ручку, но дверь оказалась заперта. На третьем этаже барышень не оказалось, зато оказалась дверь с той же аскетичной надписью «Директор» и старушка встретилась. Дятлов удивленно тёр глаза, вперившись в надпись-клон, а старушка тем временем самозабвенно и исполнительно чуть поодаль тёрла шваброй табличку на двери с надписью «Рябченко М. Ю. Главный инженер». Хохол, судя по всему, этот Рябченко, подумал Дятлов, хоть и М.Ю. как Лермонтов.
– Скажите, а Рябченко на месте? – Поинтересовался у старушки взопревший от беготни Дятлов, обмахивая себя чертежом.
– Он в уборную вышедши. – Компетентно сообщила старушка.
Точно по предприятию эпидемия с этими гландами ходит, не иначе, – догадался Дятлов. Интересно, а откуда бабуля знает, что инженер в уборную отошедши? Хотя они всё всегда про всех знают, удивляться особо не стоит, опыт, жизнь всё-таки прожили.
– Скажите, пожалуйста, а сколько у вас директоров, – от безысходности или скуки задал тупой вопрос Дятлов, скосив взгляд на табличку «Директор».
Бабуля даже тереть «Главного инженера» перестала.
– Ты что, – говорит, – милок, не здешний что ль? – прищурилась она, – сразу видно, не здешний, с бумажкой. Свои – они либо без бумажки совсем, либо прячут.
– Что прячут? – не понял Дятлов.
– Да один, один директор, конечно, – поспешно перевела разговор в другое русло бабуля и с двойным усердием возобновила прерванное занятие.
Прошло полчаса. Дятлов как цапля раз за разом менял опорную ногу, подпирая стену то левым плечом, то правым. Бабуля к тому моменту уже вовсю шкворила табличку «Директор». Да что он там, заснул что ли на горшке, нервничал Дятлов.
– Где тут у вас на этом этаже эта, как её… уборная то есть? – Вспомнил он.
Бабуля ткнула шваброй в конец коридора и поспешно вернулась к процессу. В конце коридора не было ни уборной, ни туалета, ни даже сортира. Мало того, и конца коридора как такового не было. Он, коридор изгибался, извивался, сужался, украшенный по краям тупичками, расширялся и тянулся дальше, дальше. Наконец повезло, обнаружилась лестница. На пролёте лежал хабарик и куча. Куча, судя по запаху, была совсем свежая. Не мудрено, поморщил нос Дятлов, мог и главный, который инженером числится, обронить. Тут пока до расположения тащишь всё это добро, обронить делать нечего! А бабуля, мало того, что дезинформирует, ведьма старая, так ещё и не там натирает. Тут самое место тереть, а не там! А то таблички она, понимаешь, шваберкой дрючит. Дятлов, спасаясь от терпкого амбре, шустро взлетел на четвёртый этаж и, вволю напутешествовавшись по бесконечному коридору, наткнулся на смешного дедулю в прелестной компании знакомых по второму этажу расчудесных намарафеченных барышень. Барышни вызывающе громко смеялись и игриво подёргивали довольного дедулю за пиджак. Странная компания мельком посмотрела на Дятлова, просочилась в дверь с надписью «Директор» и начала хрустеть изнутри замком.