— Она посоветовала уволить тебя.
— Большое спасибо. Очень мило.
— Мы, кажется, сделали ужасную гадость, а, детка? Согласна со мной?
Выглядел он ужасно. К тому же его терзал мучительный кашель; должно быть, простудился тем утром, которое они вместе провели у Элли, и теперь Мадлен наверняка подхватит от него эту болезнь, чем бы он ни заболел. Пусть, она это заслужила.
Пол склонился к ней ближе, и она уловила запах мыла.
— Мы совершили глупейшую ошибку. Я знаю, почему приходил в то утро, но я никогда не подумал бы, что ты откроешь мне дверь. И был даже удивлен тем, с какой легкостью ты предала сестру.
— К черту нравоучения. Ты в этом тоже участвовал.
— Можешь смеяться, но я не сомневался, что ты выставишь меня и тут же побежишь к Элли рассказывать, что я пытался тебя соблазнить.
— Ты хотел, чтобы я выставила тебя?
Мадлен перестала понимать, что происходит.
Рубашка Пола измялась — тонкая льняная ткань. Рубаха была небесно-голубого цвета, новая, светлая. Кажется, пиджак, который был на нем, он забыл в том доме.
— Слушай, мне жаль, что так получилось. Мне не следовало подключать к этому тебя. Я серьезно прошу у тебя прощения.
Машина подъехала к дому Элли и остановилась у обочины. Мадлен продолжала сидеть, не замечая этого, когда вдруг кто-то постучал в окошко машины. Она чуть не подпрыгнула от страха. Пол опустил стекло, перед ними стояла Джорджи. Оказывается, они тоже только что приехали, и Элли только что поднялась к себе.
— Кто бы мог подумать… — пропела Джорджи, задумчиво разглядывая их обоих.
— Встретил эту девушку на улице и решил, что могу подвезти бедняжку. — С этими словами Пол распахнул дверцу такси. — Мы прибыли. Рад был повидаться с вами, Джорджи.
Дверца захлопнулась, машина рванулась с места и исчезла. С ней, Мадлен, на этом покончено. Она была для него лишь средством достижения цели. Какой бы она ни была, эта цель.
— До чего же я его ненавижу, — процедила Джорджи.
Любопытное совпадение. Мадлен направилась к дверям.
— Я тоже.
Возвратившись в Нью-Йорк, она никому ни о чем не рассказала. Да и, собственно, кому было до этого дело? Разговаривая с сестрой по телефону, Мадлен расспрашивала о Поле. Она ненавидела его странной, какой-то алчущей ненавистью. Но не могла забыть их единственное свидание наедине. Может быть, во время свадебной церемонии ей нужно будет встать и во всеуслышание объявить о том, что случилось? Что ей мешает это сделать? Она осчастливит этим и сестру, и себя. Разве не лучше будет разоблачить его перед всеми собравшимися, пусть даже этим она разоблачит и себя?
Ее подавляла глубокая депрессия. Это сказывалось на работе, и кто-то из ее коллег даже поинтересовался, не произошло ли у нее в семье какого-либо несчастья. Раньше у нее были расписаны все выходные, теперь же она спала до полудня и старалась пореже выходить из дому. Когда однажды приехали в город родители и зашли к ней, стук в дверь разбудил ее, хоть было уже больше двух часов пополудни.
Мать отозвала ее в сторону и спросила, понизив голос:
— Что с тобой происходит?
— Ничего не происходит. Почему ты вечно подозреваешь меня в чем-то?
— Я не подозреваю, я догадываюсь, — отрезала Люси.
— Даже так? О чем же ты в таком случае догадывалась, когда я была маленькой? Но тогда тебе не было до меня дела. Ты меня даже не замечала.
Люси ошарашенно смотрела на дочь.
— Я не замечала? Как ты можешь говорить такое? Конечно замечала. Я всегда видела, что мы с тобой очень похожи, просто совершенно одинаковы.
Мадлен вспомнила, как однажды ночью она убежала из дому. Это произошло в ту пору, когда родители жили врозь.