– Кукуцкий-Кукуцкий, – с укоризной произнёс Порфиричи и зацокал языком, окидывая опытным взором открывшуюся перед ним красоту.
– Да я это… – начал оправдываться покрасневший юноша.
– Не успел? – заведующий притворно нахмурился, а потом всхохотнул. – Эх, молодёжь. Я б успел. Но осторожней надо. Откусит ещё чего. На вот тебе, средство предохранения, а то от мертвечины всякое подцепить запросто. Венгерский, из каучука.
Лицо юноши из красного плавно перешло в пунцовую часть спектра, но подарок он взял.
– Ну ладно, будет тебе ещё возможность. А сейчас на лекцию давай. А то в парткоме нагоняй дадут.
Порфирич с Кукуцким вышли с сортировочного цеха, накрепко заперев за собой тяжёлую стальную дверь, и направились к приземистому бараку дома культуры. На сцене уже заливался соловьём столичный лектор в костюме-тройке и круглых очках, когда опоздавшие появились на пороге актового зала.
– Чё глаголет? – спросил Порфирич у мастера Кондрата, загадочно полувыглядывавшего из-за пыльной шторы.
Мастер дыхнул на него спиртом и кивнул на лектора:
– Гигаватт, говорит, больше будет. А зарплата – меньше. «Расходы снизим», говорит.
Последние слова, передразнивающие столичного гостя, прогремели на весь зал, который подло притих. Лектор наморщил лоб, пытаясь высмотреть в темноте неожиданного оппонента, но, так и не рассмотрев, дружелюбно улыбнулся и сказал:
– На самом деле зарплаты только повысятся, поскольку излишки расходов будут переведены в зарплатный фонд. Потому что наше секретное оружие, так сказать, то самое, с которым во всём капиталистическом мире предпочитают бороться. Однако, что немцу и американцу смерть, то русскому – полезный инструмент, так сказать. А называется оно – вампир. Ну, или по-нашему, по-славянски, вурдалак.
– Ишь ты, вурдалаков в оружие записывает. – хохотнул Порфирич. – Мертвецов нам мало.
– А это вы зря скептицизмом размахиваете. – заметил лектор. – Раньше для выработки гигаватта электрической энергии требовалось сжечь двенадцать тысяч тонн угля за один только день. Сегодня же, благодаря прозорливости Владимира Ильича Ленина, мы не тратим ни единой тонны угля, и пускаем его в химическую промышленность, чтобы из него делали резину для галош, краску, ткани…
Из зала снова понеслись возражения:
– Да они ж просто стухнут там, в турбине. Мертвякам что – идут да идут себе, пока башка не сгниёт. А кровососы без крови лягут и лежат. Неужто кровью поить будете?
– Нет, кровью их поить никто не собирается. Мы используем другое полезное свойство. – парировал лектор и загадочно улыбнулся.
Зал снова затих.
– Есть среди вас работники отдела снабжения?
– Угу. – отозвался кто-то.
– Сколько трупного компоста потребляют ресуректы – это мы так по-научному зовём мертвяков – и на сколько их хватает часов непрерывной работы?
– На турбину триста тонн уходит в месяц. И кровь с кишками со скотобойни туды подмешиваем, а то не жрут, черти. На таком прокорме мозги у них за пару кварталов сгнивают, и всё, в утиль.
Лектор улыбнулся ещё загадочней.
– Вот видите, сплошные расходы. Вампиры же обладают полезным свойством – регенерацией тканей, нарушающей закон сохранения энергии. И пусть современная наука пока не нашла объяснению сему феномену, это не мешает нам применить чудесное свойства в интересах народного хозяйства. Подсчитано, что до тридцати килограммов мышечной массы восстанавливается у вампира за две недели. А это значит, что один вампир может давать шестьдесят килограммов мяса в месяц, и для замены трупного компоста на одном энергоблоке танатоэлектростанции достаточно пяти тысяч вампиров. С заменого трупного компоста на вампирскую плоть мозг ресуректов не гниёт, и они не выходят из строя вечно. Представляете!
Зал одобрительно загудел, но Порфирич снова громко хохотнул и все уставились на него.
– Очень уж оптимистично. – сказал заведующий. – Где мы столько вампиров возьмём?
– Как где? – лектор искренне удивился. – Вампиры получаются просто – один кусает другого. А уж «добровольцев» в исправительных учреждениях хоть отбавляй. Все криминальные элементы, враги народа, все, кто сосал кровь из нашей страны, теперь смогут уплатить свой долг перед Родиной.
– Кровососов плодить, значит. – хмыкнул Порфирич.
– Вот опять скептицизм. – лектор закатил глаза и указал на большой транспарант, висящий за его спиной. – Что вы видите?
– «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». – прочёл заведующий.
– И это не просто слова. В них заложен глубокий смысл. Когда Владимир Ильич задумал свой план по электрификации всей страны, никто не поверил в его выполнимость. А Ленин взял и сделал. Своим примером показав нам и всему миру, что природу не нужно бояться – её нужно обуздать. Кто бывал в Мавзолее на Красной площади? Помните лампочку Ильича, что горит днём и ночью над входом? Эта лампочка – провозвестница той самой электрификации. Её зажёг сам Ильич, когда скончался и вместо привычной кремации или посмертного отрубания головы он наказал поместить себя в первую танатотурбину, в которой его мёртвое тело до сих пор упрямо идёт вперёд, ведя за собой в светлое будущее нашу великую социалистическую Родину. Кощунство, говорили одни. Бред, говорили другие. Где они сейчас со своим невежественным ханжеством? Где теперь кладбища? Их нет. Сегодня, сорок лет спустя, мёртвые по всему миру добывают электроэнергию, перевозят грузы, добывают полезные ископаемые, пашут землю! Морги, крематории, гробовщики – всё ушло в прошлое. Это называется «прогресс», товарищи!
Спустя час столичный гость уехал в город и персонал ТЭС стремительно разошёлся по жилым баракам. Удостоверившись, что никого больше нет, из тени вышел Кукуцкий и, пригнувшись, побежал к сортировочному цеху.
– Ожила. – прошептал обрадованно он, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери приглушенному рычанию, и достал из кармана подарок заботливого Порфирича.
Сломать систему!
Влад Костромин
Возможно, все началось с балкона, точнее, его остекления. Хотя, с другой стороны, весомых доказательств причастности именно балкона, точнее его остекления, к описываемым таинственным событиям мы не имеем, поэтому оставим выводы о причастности балкона к таинственному исчезновению Володи Лысака на совести въедливого читателя и недобросовестного следователя. Не буду тянуть кота за хвост и разжигать любопытство. Короче, дело было так. Володя варил компот. Варил из сушеных яблок, заботливо собранных и высушенных его матерью, живущей на границе области и в областном центре, приютившем Володю, бывавшей от случая к случаю: посетить больницу и навестить сына. В один из прошлогодних приездов и был оставлен сиреневый пакет-майка с сушеными яблоками.
Прошел год, сухофрукты лежали в белой пластиковой этажерке на кухне. К осени по стене над кухонным столом поползли длинные толстые белые гусеницы.
– От твоих сухофруктов, – ругала Володю жена. – Выброси ты их, к чертовой матери!
– Кх-м, вот еще, – Володя старательно нанизывал гусениц на зубочистку и опаливал над зажигалкой, – и так кризис в мире, не хватало еще сухофруктами разбрасываться.
– В мозгах у тебя кризис, фрик беспримерный! Выброси, я сказала!
– Не выброшу. Я сломаю систему!
– Какую ты систему сломаешь, революционер несчастный? Это тебе не Че Гевару на аватарку ставить!
– Я их варить буду.
– Тю, – супруга покрутила пальцем у виска, – совсем одурел.
Зима все не приходила, хотя по календарю уже был декабрь. Володя начал варить компоты. Из экономии и для противодействия мировой закулисе, сухофрукты он вываривал трижды. Компот с каждым варом получался все жиже и безвкуснее, чему способствовало и то, что Володя каждое утро выгружал из кастрюли разваренные сухофрукты в контейнер и брал с собой на работу. Ел в обед в качестве десерта.