– Я подкроватный монстр! Смерть тем детям, кто не спит в столь поздний час! Ууууууу!
Густав завизжал и выскочил из комнаты. Фред, слушая удаляющийся топот, опасался, что дал лишка. Но не успел он вылезти из-под кровати, как топот вернулся, и тут же руку Фреда пронзила ужасная боль.
– Получай, подкловатный монстл!
– Аааааааа! – Фред кричал, сжимая другой рукой кровоточащую руку: двух пальцев – как не бывало, а третий болтался на остатках сухожилия и почти перерубленной кости.
«Шрррх» – проскользнуло по полу лезвие топора.
Фред закатился в самый дальний угол подкроватья, воя от боли и пытаясь сорвать с себя футболку. Кровь из раненой руки текла ручьём, и с этим надо было что-то делать.
– Ну что, монстл? Больно? – ехидно поинтересовался мелкий гад. – Папин топол очень остлый! Выходи, и я раскломсаю тебя на кусочки!
Фред даже слова вымолвить не мог, только жалобно скулил. Внезапно на него дохнуло холодом, стало так жутко, что сердце чуть не остановилось, а позвоночник будто льдом наполнился. Даже рука на пару мгновений болеть перестала. Под кроватью был кто-ещё. Уставился на Фреда красными угольками глаз.
– Кто здесь? – прошептал тот.
– Кто надо. Зачем разозлил Густава? Он мне итак проходу не даёт. Думал, хоть передохну, пока вы играете. Но не тут-то было.
– Он маньяк, – прошипел Фред. – Боль в руке вновь вернулась адским огнём. Кто бы ни сидел под кроватью, бояться надо было не его, а Густава с топором.
– Знаю, – ответило нечто, – он загонял меня настолько, что я даже полом поскрипеть не могу. А ведь ещё год назад мог мебелью швыряться.
– Ты приведение?
– Ну, типа того. Можешь считать меня настоящим подкроватным монстром. Давай так, парень, я попробую отвлечь Густава, а ты вылазь и беги отсюда куда подальше.
– У меня рука… я скоро всю кровь потеряю…
– Забеги в ванную. Там есть аптечка. Но только шустрее. Этот сучонок быстрый, как ракета.
– Так может, он узнает меня, когда вылезу.
– Может, и узнает, но помни – ты для него теперь жертва.
– Зачем я вообще связался с этой работой?!
– Зачем ты вообще зашёл в этот дом? Ладно, будь мужиком. Дуй отсюда!
Пока Фред думал, как я связь между «будь мужиком» и позорным бегством, хлопнула оконная рама, раздался утробный смех.
– Не боюсь тебя, подкловатный монстл! – орал Густав. Его топор застрял в стене, и мелкий изо всех сил пытался вытянуть его. В этот момент Фред и выскочил в коридор.
Шипя от боли, он проскользнул в сторону ванной комнаты, захлопнул за собой дверь, запер её на задвижку. Сел на край ванны, тяжело дыша. Слёзы потекли у него из глаз, как только Фред лучше разглядел свою искалеченную руку. Когда искал аптечку, заливая кровью пол, по двери ударили.
– Я знаю, ты там, подкловатный монстл!
Наскоро забинтовывая руку, Фред смотрел на то, как лезвие топора пробивает дверь.
«Хрясь!»
– Густав, перестань, – взмолился Фред. – Это я, нянька. Давай лучше поиграем во что-нибудь другое! Я не монстр!
«Хрусь!»
Дыра в двери всё расширялась, и Фреду ничего не осталось, кроме как открыть небольшое окно ванной комнаты. От тщетных попыток подтянуться руку вновь пронзило острой болью.
Внезапно шум за дверью затих.
– Ты что это, Густав?! – послышался новый голос. Вроде бы женский, но какой-то грубый и хриплый. – Развалил тут полдома, как я погляжу. А где этот чёртов нянька? Он что за тобой вообще не смотрит? Ух и негодник! Я ещё во дворе почуяла запах Мери Джейн1 и пива.
Фред глазам своим не верил. Огромная, вовсе не женская рука, пальцы которой были увенчаны острыми когтищами, проникла через дыру в двери и начала слепо шарить в поисках задвижки.
– Выходи, нянька. Знаю, ты там, нарколыга проклятый!
Фред не стал дожидаться, пока матушка Густава проникнет в ванную. Из последних сил он подтянулся и, не смотря на жуткую боль и кровь, сочащуюся из повязки, втиснулся в окно. Холодный воздух свободы обдал его лицо, даря надежду. И даже не посмотрев вниз, Фред прыгнул.
* * *
– Задолбали торчки чёртовы, – худой полицейский с презрением глядел на пронзённого пикой металлического забора паренька. – Лезут в этот дом, как мухи на говно. За год уже третий труп.
– Пойду, жильцов опрошу – сказал толстый полицейский.
– Ну, сходи.
– Через пятнадцать минут толстый вернулся, держа в руках мятую бумажку.
– Что это? – спросил худой.
– Да так, заявление. Подкроватный там живёт. Жалуется, что семейка его в конец загнобила. Да ещё якобы научились вызывать нянек для своего малого изверга из обычного мира. Может, раскрутим это дельце?
– Да оно тебе надо? – худой скривился, доставая из пачки сигарету. – Торчки из того мира накурятся и видят то, чего им не положено, а мы тут расследования проводи. Заявление рассмотрим, семейством штрафанём за то, что подкроватного мучают. И вся недолга.
– Ладно, твоя правда.
Спустя минуту, оба полицейских медленно плыли по воздуху на фоне луны, удаляясь от проклятого дома.
Фред осторожно вылез из тела, оттряхнул с себя несуществующий мусор и пошёл в сторону дома. На свой труп он старался не глядеть. Смысла не было, только расстроится. Он знал, зачем залезет в дом. Единственное существо, которое готово общаться с ним в этой жуткой новой жизни, ждало его там. Фред очень хотел поговорить с подкроватным монстром. Главное, проскочить мимо Густава и его матушки.
2020
Неживой вундеркинд
Фёдор Береснев
– А эту картину Петенька нарисовал ещё в детском саду, – вдохновенно вещала худая женщина с огромными кругами под глазами. – Правда, здорово?
Марк обречённо кивнул.
– Он там вообще много чем занимался. И лепкой, и плетением, и даже резьбой по дереву. Хотите панно «Зимний лес» покажу? Олень на нём прямо как живой.
– Это всё очень интересно, но мне надо идти. Другие дети ждут. – Марк постарался скрыть нарастающее раздражение.
– А это точно нужно?
– Я же вам объяснял, – в десятый раз повторил он. – Мы делаем альбом выпускника начальной школы. И пусть обучение ведётся удалённо, и дети вживую друг друга никогда не видели, им будет приятно иметь фотографии своих одноклассников.
– Ладно, сейчас приведу. Но учтите, он немного замкнутый. Может даже показаться, что он надменен, но это только видимость. На самом деле он добрый, чуткий и ранимый мальчик.
– Да ведите уже. Мне с ним не беседы вести, а просто пару снимков сделать. Пять минут, и он сможет идти своё макраме выжигать.
Женщина поправила заношенный халат и скрылась за облезлой дверью. Вернулась буквально через несколько секунд и с гордостью поставила на стол трёхлитровую банку, заполненную прозрачной, мутноватой жидкостью. Даже в полутьме, царящей на захламлённой кухне, было видно, что в ней вольготно плавает человеческий эмбрион.
– Это…
– Петенька, поздоровайся с дядей. Он пришёл снять тебя для выпускного альбома.
– А вам не кажется, что он немного… того… – не мог найти слов ошарашенный Марк.
– Сыночек пака немного отстаёт от сверстников в физическом развитии, но это не беда. Понимаете, я родила его ещё и половины срока не отходив, – понизив голос, доверительно сообщила женщина. – Все говорили «брось, не выживет», а я упёрлась и выходила его. Зато сейчас он один из лучших в классе, на золотую медаль идёт.
На её измождённом лице появилась гордая улыбка.
Ну, раз на золотую… – протянул Марк, пытаясь сообразить, не стал ли он жертвой розыгрыша. – Тогда, наверное, надо его принарядить. Что это он, гордость школы, и в домашнем на фото будет?
– И точно, – спохватилась собеседница и снова убежала в соседнюю комнату.
На этот раз её не было гораздо дольше.
Вернулась она с маленьким чёрным пиджачком, белоснежной манишкой и крохотным галстуком-бабочкой. Принесённая одежда как влитая села на банку с вундеркиндом.
– Красавец, хоть прямо сейчас жени, – сострил Марк, расчехляя фотоаппарат.
– Скажете тоже, – смутилась женщина, не заметив сарказма. – Ему ещё и десяти нет.