Почти пять лет! Были, вероятно, сегодня минуты, когда живая Дэзи в чем-то не дотянула до Дэзи его мечтаний, - и дело
тут было не в ней, а в огромной жизненной силе созданного им образа. Этот образ был лучше ее, лучше всего на свете. Он творил его с подлинной
страстью художника, все время что-то к нему прибавляя, украшая его каждым ярким перышком, попадавшимся под руку. Никакая ощутимая, реальная
прелесть не может сравниться с тем, что способен накопить человек в глубинах своей фантазии.
Я видел, что он пытается овладеть собой. Он взял Дэзи за руку, а когда она что-то сказала ему на ухо, повернулся к ней порывистым,
взволнованным движением. Мне кажется, ее голос особенно притягивал его своей переменчивой,. лихорадочной теплотой. Тут уж воображение ничего не
могло преувеличить - бессмертная песнь звучала в этом голосе.
Обо мне они забыли. Потом Дэзи, спохватившись, подняла голову и протянула мне руку, но для Гэтсби я уже не существовал. Я еще раз посмотрел
на них, и они в ответ посмотрели на меня, но это был рассеянный, невидящий взгляд - они жили сейчас только своей жизнью. Я вышел из комнаты и под
дождем спустился с мраморной лестницы, оставив их вдвоем.
Глава 6
В один из этих дней к Гэтсби заявился какой-то молодой, жаждущий славы репортер из Нью-Йорка и спросил, не желает ли он высказаться.
- О чем именно высказаться? - вежливо осведомился Гэтсби.
- Все равно о чем - просто несколько слов для печати.
После пятиминутной неразберихи выяснилось, что молодой человек услышал фамилию Гэтсби у себя в редакции, в беседе, которую он то ли не
совсем понял, то ли не хотел разглашать. И в первый же свой свободный день он с похвальной предприимчивостью устремился "на разведку".
Это был выстрел наудачу, но репортерский инстинкт не подвел. Легенды о Гэтсби множились все лето благодаря усердию сотен людей, которые у
него ели и пили и на этом основании считали себя осведомленными в его делах, и сейчас он уже был недалек от того, чтобы стать газетной сенсацией.
С его именем связывались фантастические проекты в духе времени, вроде "подземного нефтепровода США - Канада"; ходил также упорный слух, что он
живет вовсе не в доме, а на огромной, похожей на дом яхте, которая тайно курсирует вдоль лонг-айлендского побережья. Почему эти небылицы могли
радовать Джеймса Гетца из Северной Дакоты - трудно сказать.
Джеймс Гетц - таково было его настоящее, или, во всяком случае, законное, имя. Он его изменил, когда ему было семнадцать лет, в
знаменательный миг, которому суждено было стать началом его карьеры, - когда он увидел яхту Дэна Коли, бросившую якорь у одной из самых коварных
отмелей Верхнего озера. Джеймсом Герцем вышел он в этот день на берег в зеленой рваной фуфайке и парусиновых штанах, но уже Джеем Гэтсби бросился
в лодку, догреб до "Туоломея" и предупредил Дэна Коди, что через полчаса поднимется ветер, который может сорвать яхту с якоря и разнести ее в
щепки.
Вероятно, это имя не вдруг пришло ему в голову, а было придумано задолго до того. Его родители были простые фермеры, которых вечно
преследовала неудача, - в мечтах он никогда не признавал их своими родителями. В сущности, Джей Гэтсби из Уэст-Эгга, Лонг-Айленд, вырос из его
раннего идеального представления о себе. Он был сыном божьим - если эти слова вообще что-нибудь означают, то они означают именно это, - и должен
был исполнить предначертания Отца своего, служа вездесущей, вульгарной и мишурной красоте.