.» Я и вытаскивал, вилкой… Артюр Бастьен… Он делался весь черный… Этот, он втягивает язык… он его не высовывает, внутрь убирает.
– Я вас сейчас тоже уберу! Заткнитесь сейчас же, Ламбеллюш! Не морочьте мне голову своей эпилепсией! Убирайтесь! Наберите-ка мне ведро воды! кружку! Сейчас я вам его приведу в чувство, этого пройдоху! Я вас сейчас научу этим хитростям! Бегом! Ну!
Ламбеллюш вернулся с полным ведром.
Сказано – сделано. Несколько кружек воды в лицо. Это привело его в чувство! Еще круж-ка! Это заставило его сесть! сразу же, с открытым ртом! Он уже не мог кричать. Его глаза округ-лились. Он съежился от страха. Он дрожал, холодная вода струйками стекала по лицу и одежде.
Он смог что-то простонать… Похоже он звал свою мать.
– Мам-ма… ма… ма… ма…
Из фиолетового он сделался желтым, потом зеленым – до кончиков ушей.
Он смотрел на нас… но он нас не видел… Он снова принялся нести какой-то бред:
– Да… дай… мне… моро… женого.
Он притворялся ребенком, этот кретин. Вот что он просил: мороженого…
– Мама… ма… ма… моро… женое…
– Я тебе сейчас дам мороженого! Мейо! Кувшин! Дайте мне кувшин!
Полный кувшин прямо в рожу!.. с размаха… Брызги во все стороны!..
– Ма… ма! Ма… ма! – вопит он. – Ма… ма… Map… га… ритка…
Это уже что-то новенькое. Мейо подскакивает, он не может утерпеть, он вне себя от радо-сти, внезапно он принимается бить чечетку, он словно обезумел…
– Пароль! – в восторге кричит он! – Пароль!
– Что пароль?
– Пароль!
– Вот это?
– Пароль. Пароль! Это он!
– Пароль?
Ранкотт не согласен. «Маргаритка» для него ничего не значит.
– Мейо, вы пьяны! Замолчите! Это ничего не значит, «Маргаритка»! Не было такой битвы, «Маргаритка»! Я-то не пьян, бригадир! А вы совсем окосели! Вы несете чепуху! Вы что, сейчас, издеваетесь надо мной? Что вы выдумываете?
Дневальный не унимался, приступ продолжался, он подпрыгивал, как лягушка, выпитая дешевая бормотуха подступала ему к горлу, он булькал и рыгал пеной… и еще какой-то мерзо-стью… «Маргаритка»… продолжал настойчиво повторять он…
– Маргаритка!.. – стонал он.
Это способствовало возобновлению дискуссии о том, действительно ли «Маргаритка» – это пароль.
Это он? Или это что-то другое?
Они никак не могли решить…
Ранкотт стоял на своем… «Маргаритка», такого не могло быть… Точно так же, как «Нарцисс»… Это было еще одно вранье… пьяный бред…
– А! Вы просто морочите мне голову! А! Ну, везуха! Ничего другого вы не придумали?
Тем не менее все остальные упорствовали, они стояли на своем, утверждая, что это был именно их пароль: «Маргаритка».
– Да еще и имя шлюхи!Они думают только о задницах, эти проходимцы! И это называет-ся служба?
«Маргаритка» явно не устраивала Ранкотта в качестве пароля, так же, как и «Нарцисс»…
В углу дневальный снова принимался за свое, он опять начинал стонать, судорожно цеп-ляться за все, что попадалось под руку, исходя слюной, заливая все вокруг своей блевотиной. Ламбеллюш не отходил от него, сидел, склонившись над его головой.
– Эпилепсия! ребята! – неожиданно прыскает он со смеху, – эпилепсия! Так и есть! Он его кусает!
Действительно, это так и было, он его кусал! и довольно сильно… его зубы так сильно вонзились в язык, что он уже был похож на фарш! кровь текла ручьем… Нужно было ему его вытащить.