— Всю нашу семью так кличут. Полицейский Хулио Моррасо счел своим долгом ответить такой же откровенностью:
— А у меня и у моего отца прозвище Задиры.
— Вот как?
— Мы даже не обижаемся, нас все кругом так зовут.
— Вот как?
— Кто у нас в семье доподлинно был драчуном, так это мой брат Тельмо, он от тифа помер, — его прозвали Фитюлька Чесоточный.
— Да, бывают такие, что лучше с ними не связываться. Верно?
— Угу! В них будто дьявол какой вселился! Да, мой братец Тельмо не давал спуску, если кто его тронет.
— Такие всегда плохо кончают.
— И я то же говорю.
Полицейский и сторож всегда разговаривают не на галисийском диалекте, а по-испански, хотят друг перед другом показать, что они не какие-нибудь там мужланы.
На полицейского Хулио Гарсиа Моррасо в эту пору находит элегическое настроение.
— Хорошо в наших краях, правда?
Сторож Гумерсиндо Вега Кальво хотя тоже галисиец, но другого склада — он немного скептик и стесняется слишком откровенных восторгов.
— Да, недурственно.
— Еще бы! Вот там житье! Так ведь?
— Да, верно.
Из открытых дверей бара на противоположной стороне улицы плывут по осеннему холоду звуки медленного фокстрота — его так приятно слушать или танцевать в интимной обстановке!
Какой-то человек подзывает сторожа:
— Эй, сторож!
Сторож не может оторваться от воспоминаний.
— Лучше всего там удаются картошка и маис, а где мы живем, там и виноград растет.
Человек снова окликает его, теперь уже по имени:
— Синдо!
— Иду!
— Привет, Мартин! Как я рада! Мартин обернулся, ничего не поделаешь.
— Привет, Тринидад! А я тебя не заметил.
— Иди-ка сюда, я вас познакомлю. Мартин приблизился.
— Это мой очень хороший друг, а это Мартин, он писатель.
Ей дали прозвище Уругвайка, потому что она из Буэнос-Айреса.
— Вот этот человек, — говорит Уругвайка другу, — все время сочиняет стихи, прямо на ходу. Ну подойди же, поздоровайтесь, ведь я вас уже представила!
Оба покорно подают друг другу руки.
— Очень приятно. Как себя чувствуете?
— Благодарю вас, чувствую себя преотлично поужинавшим.
Спутник Уругвайки принадлежит к людям, считающим себя остроумными.
Парочка громко хохочет. У Уругвайки передние зубы выщербленные и почерневшие.
— Слушай, пойдем с нами, выпьем кофе.
Мартин в нерешительности — он думает, что, наверно, ее спутнику это будет не очень приятно.
— В общем… Нет, не хочется…
— Да брось ты, идем с нами. Что еще за церемонии!
— Ладно, большое спасибо, только на минутку.
— Куда вы спешите? Сколько захотите, столько и посидим вместе! Ночь такая длинная! Побудьте с нами, я очень интересуюсь поэтами.
Они зашли в кафе на углу, и этот кобель заказал кофе и коньяку на всех.
— Попросите сюда продавца сигарет.
— Сейчас, сеньор.
Мартин сел напротив парочки. Уругвайка слегка пьяна, это сразу видно. Подошел продавец сигарет.
— Добрый вечер, сеньор Флорес! Давненько мы вас не видели… Вам что-нибудь угодно?
— Да, две сигары, только получше. Слушай, Уругвайка, у тебя есть что курить?
— Уже совсем мало осталось. Купи мне пачку сигарет.
— И пачку сигарет для дамы.
У стойки последний посетитель, полицейский, допивает свою несчастную рюмку анисовой.
— То же самое и я вам скажу — пусть они не морочат мне голову этими байками про Китай.