Щеки у нее в морщинах, веки красные, будто воспаленные.
— Там что-нибудь вышло?
— Где?
— Да с этим…
— Нет, расклеилось. Три дня со мной походил, а потом подарил флакон лака для волос.
Сеньорита Эльвира улыбается. Донья Роса скорбно прикрывает глаза.
— Да, милая моя, есть на свете бессовестные люди!
— А, плевать!
Донья Роса наклоняется и говорит ей почти на ухо:
— Почему вы не поладите с доном Пабло?
— Потому что не хочу. У меня тоже есть гордость, донья Роса.
— Вот еще новости! У каждой из нас есть свои причуды! Но уверяю вас, Эльвирита, — а вы знаете, я желаю вам только добра — с доном Пабло вам было бы неплохо.
— Не думайте. Он очень требовательный. Да к тому же зануда. Под конец я его просто не выносила — что поделаешь! — он мне стал противен.
Голос доньи Росы становится вкрадчивым, убеждающим, — она дает совет:
— Надо иметь терпение, Эльвирита! Вы еще совсем дитя!
— Вы думаете?
Сеньорита Эльвира сплевывает под стол и обтирает рот краем перчатки.
— Отличная у вас сигара!
Вега, не глядя на него, с важностью отвечает:
— Да, неплохая, но и обошлась она мне в целый дуро.
Человек за соседним столиком, тщедушный и улыбающийся, с удовольствием сказал бы что-нибудь вроде: «Кому же, как не вам, их курить?» — да не посмел, устыдился, и, к счастью, вовремя. Глядя на издателя, он снова заискивающе улыбнулся и сказал:
— Всего один дуро? Я думал, не меньше семи песет.
— Да нет же, один дуро да тридцать сентимо на чай. Мне это по карману.
— Еще бы!
— Э, бросьте! Чтобы курить такие сигары, я полагаю, вовсе не надо быть графом Романонесом.
— Романонесом, конечно, не надо быть, но, видите ли, я, например, не могу этого себе позволить, а также многие из тех, кто здесь сидит.
— Вы хотели бы закурить такую же?
— О, что вы!…
Вега усмехнулся, как бы заранее сожалея о своих словах:
— Так потрудитесь, как тружусь я. Издатель разражается бурным, оглушительным
хохотом. Тщедушный улыбающийся человек за соседним столиком перестал улыбаться. Он весь.покраснел, он чувствует, что у него уши горят и в глазах щиплет. Он потупил взгляд, чтобы не видеть, как на него смотрят все в кафе, ему, во всяком случае, чудится, что все в кафе на него смотрят.
— Ну, чем помешал вам этот котик? Кис-кис, на, на!…
Дон Пабло глядит на даму.
— Просто удивительно, до чего кошки умные! У них разума больше, чем у некоторых людей. Эти животные все-все понимают. Кис-кис, на, на!…
Кот удаляется не оборачиваясь и скрывается в дверях на кухню.
— У меня есть друг, человек денежный и с большим влиянием — не подумайте, что какой-нибудь голоштанник, — так у него персидский кот по кличке Султан, это просто чудо.
— Да?
— И еще какое чудо! Хозяин говорит: «Султан, иди сюда», — и кот подходит да хвостом своим этак помахивает пышным, будто плюмажем. Говорят ему: «Султан, пошел вон», — и, пожалуйста. Султан с достоинством удаляется, как важная персона. Все движения у него такие степенные, а шерсть — чистый шелк. Я думаю, немного сыщется таких котов; этот кот среди прочих котов, что герцог Альба среди прочих людей. Мой друг любит его, как ребенка. Ну, понятно, и кот ведет себя так, что его нельзя не любить.
Дон Пабло обводит глазами кафе. На одно мгновение взгляд его скрещивается со взглядом сеньориты Эльвиры. Дон Пабло, моргнув, отворачивается.