Его письмо конечно во время отдано на почту; а мое не могло поспеть; ты решишься, и твой ответ отправлен будет прежде, нежели сие к тебе дойдет; и так вся подробность теперь уже бесполезна. Я исполнила мою должность, ты исполнишь свою; но рок нас угнетает, честь изменяет нам; мы будем навсегда разлучены; и к совершенству ужаса, я предаюсь в… увы! я могла жить в твоих! О должность, к чему ты служишь? О Провидение!.. должно стенать и молчать.
Перо выпадает из руки моей. Несколько дней я была не здорова; разговор сего утра чрезмерно меня встревожил… голова и сердце у меня болят… я чувствую в себе слабость… не хочет ли небо сжалиться над муками моими?.. Я не могу ходить… я принуждена лечь в постель, и утешаюсь тем, что более не встану. Прости, единый предмет моей любви. Прости в последний раз, дражайший и нежный друг Юлиин. Ах! если я не должна больше жить для тебя, то не перестала ль уже я жить вовсе?
Письмо XIII
ОТ ЮЛИИ К ГОСПОЖЕ Д’ОРБЕ
И так то правда, дражайший и жестокой друг, что ты опять возвратила меня к жизни и к моим печалям? Я видела счастливое мгновение, в которое могла соединиться с нежнейшею матерью; твои бесчеловечные старания меня удержали, чтоб долее ее оплакивать; и когда желание последовать за нею отвлекает меня от земли, в самое то время сожаление тебя оставить меня останавливает. Ежели я утешаюсь жизнью, то потому только, что не вовсе в прежнем состоянии избежала от смерти. Нет уж более в лице моем тех приятностей, за которые так дорого заплатило мое сердце. Болезнь, от которой я избавилась, меня от них освободила. Сия счастливая утрата уменьшит грубой жар человека столько лишенного нежности, что он осмеливается на мне жениться без моего согласия. Не находя во мне более того, что ему нравилось, он мало будет думать о прочем. Не нарушив данного слова отцу моему, не огорчив друга, которой спас жизнь его, я избавлюсь от сего докучливого человека: язык мой ничего не произнесет, но кой вид за меня говорить станет. Его отвращение защитит меня от его тиранства, и он найдет во мне столько безобразия, что не удостоит меня сделать несчастною.
Ах, любезная Клера! ты знала сердце постояннее и нежнее, которого бы то не отвратило. Его вкус не ограничивался чертами и видом; оно любило меня, а не лицо мое: всем нашим существованием мы были соединены друг с другом; и пока бы Юлия была та же, хотя красота могла пройти, любовь всегда бы оставалась. И они мог согласиться… неблагодарный! они был должен, по тому что я могла того требовать. Возможно ли удержать словом того, кто хочет возвратить свое сердце? Но хотела ль я возвратить мое… сделала ли я то?.. О Боже! должно ли, чтоб все непрестанно напоминало мне время, которого больше нет, и пламень, которой должен погаснуть? Тщетно я хочу исторгнуть из сердца моего сей милый образ; я чувствую, что он крепко с ним соединен; я его терзаю, но не могу освободить, и мои усилия истребить в нем толь сладкое воспоминание, лишь только более его умножают.
Смею ль я открыть тебе некоторое мечтание в моей горячке, которое вместо того, чтоб пройти с нею, мучит меня еще более и после моего выздоровления? Так, ведай и жалей о заблуждении разума несчастной твоей подруги, и благодари небо, что оно сохранило твое сердце от ужасной страсти, которая ею владеет. В самые опасные минуты моей болезни, я чаяла, во время жестокого жару, видеть возле моей постели сего несчастного; не таковым уже, как он некогда прельщал мои глаза в продолжение краткого благополучия моей жизни; но бледным, иссохшим, в смятении, и се отчаянным взором. Он стоял на коленях; взял мою руку, и, не гнушаясь состоянием, в каком она была не боясь заразиться ужасным ядом, целовал ее и обливал слезами При виде его, я почувствовала живое и нежное движение, какое иногда производило во мне нечаянное его присутствие. Я хотела броситься к нему, но меня удержали; и ты от меня отвела его; а всего чувствительнее меня поражало, что я чаяла слышать его стон по мере того, как он удалялся.