Так бывает, что встречаешь человека, и как будто с ним уже знаком целую вечность. Побродив по теплицам и оранжереям, осмотрев и сфотографировав всё, что цвело желтым или красным, они даже не договаривались встретиться снова. Это казалось очевидным. Запросто обменялись номерами – легко, будто старые знакомые внесли друг друга в новые телефоны.
На следующий день они снова встретились и пошли по «не-важно-какой» тропинке, не замечая других пешеходов и забыв про время. Уже вечером, когда они вернулись каждый в свой дом, на обоих навалилась тоска. Быть вместе оказалось таким естественным, единственное ради чего стоило жить.
Вот тогда мир и окрасился в новые цвета. Работа, которая и раньше не особо интересовала Степана, заняла такое далёкое от реальности место, что в расчет принималась, только если напоминала о себе раскатистым басом шефа. Уже месяц Степан не ходил – он летал. Парил над людьми, поражаясь бессмысленности их существования и никчемности странных потребностей. Ничего не имело больше смысла, чем Она – Настя.
Сегодня, после работы, Степан собирался встретиться с Настей на Манежной и погулять по центру. Мимо Большого, по холмам Китай-города, к спрятанным в кривых улочках домикам старой Москвы. Идея хоть и представлялась на первый взгляд сомнительной – в центре полно машин – зато воздух свежий, потому что бензиновые туда не пускают. Из-за чего, впрочем, «засосы» случались там намного чаще обычного. Однако, попадание во временную ловушку вдвоем казалось Стёпе невероятно романтичным и в известном смысле желанным.
Настя ездила навещать бабулю и утром собиралась вернуться из деревни, но он снова проспал будильник, а потом долго ехал, и долго сидел на галерах под кнутом босса. Вечером они не встретились, она не пришла.
Когда он, наконец, позвонил – абонент оказался недоступен. Дома у неё никто не подходил, а с родителями он не был настолько знаком, чтобы обменяться мобильными номерами. Конечно, они его номер знали. Это он – не знал их.
Вытерпев еще около часа и разозлившись, Степан отправился к Насте домой. Там оказалось тихо и безлюдно. Постояв перед черной, обитой широкими ремнями дверью, покатавшись на расписном лифте и покрутившись у дома, он купил пива и отправился к себе. Ночью не спал. «Что могло случиться? Может что-то в деревне? Или по дороге они попали в этот чертов засос?»
Едва дождавшись утра, Степан снова позвонил. Подошел отец.
– Здравствуйте, это Степан…
– Стёпа, знаешь… – голос отца звучал необычно.
Степан притих. Дрожь прошла по телу, в голове пронеслось самое страшное.
– Знаешь Стёпа, лучше приезжай, – выдавил отец.
– Что случилось?
– Жду.
Настя не попала под машину, не разбилась на самолете и вообще не погибла. Нет. Случилась другая неприятность. Она угодила в какую-то феноменальную, сверхглубокую временную яму.
– Насколько глубокую? – спросил Степан, рассчитывая через пару дней, ну максимум через месяц, снова встретиться.
– Пару сотен лет. Они померили там что-то, посчитали, говорят, раньше с таким не сталкивались.
«Сотен лет». В голове у Степана зашумело. Он не слышал уже ни про полицию и хронологов с их измерениями. Ни про то, что они могли, конечно, ошибиться, и у них, вообще, «хрен что поймешь». Ни про место, которое обнесли, потому что оно «чрезвычайно опасно».
– Где это?! – перебил Настиного отца Стёпа.
Тот внимательно посмотрел на мальчишку и всё понял.
– Клинский район, деревня Толстяково, дом 23, дальше спросишь – местные покажут. Там сейчас полиция, машины…
– Спасибо.
Степан вышел из дома. Как в тумане пронесся перед ним разговор по телефону с недовольным боссом, дорога до дома, сбор вещей, отлов такси и путь до места.
В деревне оказалось свежо и тихо. От шоссе пришлось добираться пешком, никто не ехал, никто не подвёз. Дачники разъехались и дома стояли пустые.
Подойдя вместе с хронологом к опушке леса, Степан увидел Настю. Она сидела на короткой деревянной скамеечке и держала в руке травинку. Неподвижная, как памятник. Задумчиво смотрела в лес. Казалось, хлопни в ладоши, позови её, и она вздрогнет, моргнёт, улыбнётся. Но нет, даже очень сильному ветру не удалось бы сдвинуть и волосинки на её каштановой голове.
– Это вот радиус пятна, – объяснил хронолог, остановившись перед черно-желтой полосатой лентой, натянутую по вбитым вокруг Насти колышкам. – Границы достаточно резкие, удивительно, как случилось, что она в самом центре. Есть мнение, что аномалия появилась здесь вместе с девушкой.
– Сосед нашел, – сообщил усатый полицейский, кивнув на старичка с вонючей самокруткой. Тот отдал честь дрожащей рукой и расплылся в беззубой улыбке. Хронолог брезгливо хмыкнул и продолжил:
– Замеры показали хронологическое отставание на двести семьдесят лет. Погрешность измерений пять процентов, при таком большом значении даёт ошибку в тринадцать с половиной лет.
Степану не знал, что делать, он смотрел как завороженный на любимую Настюшу, обнимал её глазами, вспоминал милый голос, хотел прикоснуться, взять за руки, разбудить, сказать: «Что ты тут сидишь, тебя уже дома заждались… папа, мама, и я тоже очень жду и скучаю. Пойдем!»
Но она не встанет и не пойдет. Она будет сидеть так очень долго. Очень. Он успеет состариться и умереть раз пять, прежде чем она выберется оттуда. А сейчас она сидит и не догадывается, что вокруг со страшной скоростью проносятся целые недели. Год за минуту. А может она это и видит, но сделать ничего не может.
– А если ей руку протянуть? – спросил Степан.
– Не дотянешься… Рука будет уменьшаться в длине. Вечером, говорят, дождь был, вон видишь трава еще сырая, а вокруг неё всё сухо. Так вот я к чему? Ты даже до капель не дотянешься. – Хронолог взял с земли сухую палку и аккуратно протянул через ограждение. Палка стала укорачиваться с ближнего к Насте края, сжимаясь как пружина. А когда тот одернул руку —приобрела прежнюю длину.
– Как это? – изумленно спросил Степан.
– А так. Пространство-время вокруг нее сильно растянуто. При приближении к ней, вещам требуется больше времени чтобы его преодолеть. А со стороны это выглядит, будто они сплющиваются. Так, что ты никогда не увидишь, как что-то к ней приблизится или коснётся. Потому что время для нас и для нее течет теперь по-разному… Вчерашний дождь, кстати, всё еще находится по пути к её волосам. Это и всякие такие другие события, происходящие вокруг неё – дождь, ветер, снег – ложатся в… такие сферы, как бы. Мы из зовём – «сферы событий». Они окутывают её туманом реальности, будущей для неё, но уже прошлой для нас. – Хронолог заглянул в глаза Степана, почесал затылок и вздохнул. – Короче это… всё в мире относительно.
– А как же свет, ведь я вижу её, значит свет доходит и отражается. Он же не ложится в эти сферы.
– Ха! Еще как ложится! Но только для нее, а не для тебя. Это, друг мой, теория относительности, свет не может перемещаться медленнее или быстрее – его скорость постоянна, только положение относительно. В институте учился? Физика, теория относительности была у вас? Ну вот… сейчас проходим практику. И кстати – хорошо еще, что можешь смотреть на нее. Она жива и по нашему времени умрет я думаю, очень нескоро. Хотя… Есть вероятность, что аномалия рассосется…
– А я могу к ней подойти? – разлепляя пересохшие губы, спросил Степан.
– Конечно! – весело отозвался хронолог. – Но лично я не советую… потому что вернешься ты, когда ни меня, ни друзей твоих уже не будет… мы вымрем, как мамонты, потому что ты зависнешь в этой яме точно так же, как она.
– А сколько времени до неё идти?
– Ну… время относительно, ты слышишь, о чем мы тут говорим? Ты будешь идти примерно столько же, сколько прошло с момента её попадания в аномалию. Туда, обратно, умножь на два. Вот только ни я, ни друзья твои, ни дети детей твоих детей… никто из тех, кто будет жить в ближайшие несколько веков тебя не дождётся. Да и вообще, кстати, не факт, что она вообще тут окажется… может, уйдёт… очень может быть, что уйдёт… если уже не ушла, что же ей тут сидеть?