– Что он мог сделать? Часть князей соединилась с врагом или сдалась ему, другая была занята братоубийственной войной с родственниками и соседями. Они сами разоряли страну не хуже арабов. Некоторые из наиболее сильных князей отсиживались в замках и не выходили на поле битвы. Царя не оставили лишь твой отец с гардманским войском, князья Сисакян с сюнийскими отрядами и князь Марзпетуни с царскими полками. Но их силы по сравнению с полчищами арабов были ничтожны. Ты спрашиваешь, что делал царь? Что он мог сделать в этих условиях? Передав часть своего войска союзным князьям, он с небольшим отрядом, как раненый лев, метался по всей стране. Воевать лицом к лицу с врагом ему было не под силу; внезапным нападением он вносил смятение в ряды противника, разбивал небольшие отряды и оказывал помощь осажденным крепостям. Он действовал один, надеясь, что не сегодня-завтра князья образумятся и вместе с ним пойдут на врага, чтобы изгнать его из пределов родины. Самый ужасный удар нанес государю его двоюродный брат, спарапет Ашот Деспот, который с подначальными ему войсками сдался Юсуфу и вместе с ним вступил в Двин как верноподданный тирана. Наш католикос, вместо того чтобы призвать князей к единению и сплотить их вокруг царского престола, оставил страну в смятении, народ в отчаянии, войска в нерешительности и, думая только о собственной безопасности, уехал в Грузию к царю Атырнерсеху. Что же оставалось делать царю?
– Боже мой, а ведь я об этом ничего не знала! Теперь я понимаю, почему моего отца почти никогда не было в Гардмане. Он ездил то в Сюник, то в Гугарк, то к Востану в сопровождении отряда, а иногда и большого войска…
– А на твои беспокойные вопросы уклончиво отвечал, что царь занят укреплением Карсской крепости и Еразгаворса, что он окапывает новыми рвами Двин. Сам же князь со своими отрядами будто бы объезжает границы государства…
– Да, и его ответы меня успокаивали.
– Князь запретил сообщать тебе грустные вести и особенно рассказывать об ужасах войны. Однажды служанки, забывшись, кое-что тебе разболтали, но мы постарались смягчить их рассказы.
– Помню, это был рассказ о замученных в Двине юношах. Но почему же вы всё от меня скрывали?
– Ты отличалась чрезвычайной чувствительностью. Узнав о самом незначительном бое, ты часами плакала, а иногда даже болела.
– Да, Седа. Хорошо, что вы держали меня в неведении, иначе я могла бы умереть от огорчения.
– О, если бы ты знала, что мы скрывали от тебя…
– Что же именно, Седа? – испуганно спросила царица.
– Голод, появление диких зверей, волков и гиен, в городах и селах.
– О голоде я слышала.
– Что ты могла слышать, царица? Разве можно было сказать тебе всю правду? У тебя бы сердце разорвалось от ужаса. Ты знала о голоде в Гардмане, но это был не голод, а простое подорожание хлеба. Река Тырту и храбрецы Гардмана не позволили голоду проникнуть в наш край. Зато голод свирепствовал по ту сторону Гардмана. Целых два года Армения оставалась полем кровавых битв. За все это время крестьяне не могли пахать, сеять и жать. Да и как им было работать, когда поля и ущелья, горы и леса кишели арабскими разбойниками. А в тех местах, где не было арабов, армянские войска истребляли друг друга, армянские князья враждовали между собой. Хлебопашцы разбежались, сады и поля остались без ухода, а последние запасы у народа были уничтожены войсками варваров. Нужда, как чума, из хижин бедняков проникла в палаты богачей. Всюду царил голод – худшее из всех несчастий. О, счастлив тот, кто не видел этого бедствия. Люди, уничтожив все в городах и селах, разбрелись по полям, ущельям и горам, чтобы утолить голод травой и овощами. Многие умирали от ядовитых растений, но, несмотря на это, вся зелень полей и гор была съедена. После этого принялись за нечистых животных: ослов, лошадей, кошек, собак и даже червей…
– Ах, Седа, что ты говоришь! Перестань, я не могу этого слышать!
– Да, госпожа, люди съедали все, что попадало им под руку. Но это еще не самое страшное… женское ухо не может этого выдержать…
– Что, Седа?
– Ты ужаснешься, я не решаюсь рассказывать.
– Рассказывай, Седа, ты уже приучила меня к ужасам.
– По городским площадям бродили полунагие, едва прикрытые лохмотьями люди. Многие из них умирали тут же на улицах от голода. Более сильные набрасывались на трупы и пожирали их, разрывая зубами. Над каждым трупом собиралась толпа хищников, подобно злым духам ада…
– О, это ужасно!..
– А что ты скажешь о грудных детях, которые слабыми ручонками отталкивали высохшие груди матерей? Те, что постарше, просили хлеба, наполняя воздух жалобными стонами. Многие, обессилев, падали на землю и умирали…
– Ты истерзала мое сердце, Седа! Довольно!
– Я еще не досказала самого страшного. Были и такие матери, что, подобно диким зверям, съедали своих детей…
– Замолчи, Седа! Больше ни слова!
И царица, побледнев от волнения, откинулась на подушки.
8. Воспоминания невесты и ее ликование по поводу приезда жениха
Ночь была на исходе. Давно пропели петухи. Седа ждала, когда царица, устав от ее рассказов, ляжет наконец в постель и прикажет ей уйти. Но тщетны были ее надежды. Конец повести, видимо, сильно взволновал царицу, и потому разговор на время умолк. Когда же Седа, поправив фитили светильников, снова опустилась на скамью, царица спросила:
– Это не тогда ли, Седа, царь уехал в Константинополь?
– Да, царица, как раз во время этих бедствий, – ответила Седа. – Я ведь говорила, что печали не вечны, что темную ночь сменяет светлый день, а бурю и грозу – яркое солнце. Ты говорила о своих скорбях и страданиях, но разве можно сравнить их с теми мучениями, которые перенес царь? Рассказ о прошлых войнах и ужасах голода поразил твое сердце. А каково же было ему, царю и отцу народа? К нему обращались все страждущие, к нему простирали руки тысячи несчастных. Он геройски претерпел все бедствия в надежде на милосердие бога, который и впрямь не оставил его.
Узнав о том, что наши князья покинули царя и что страна стонет от ужасов голода и войны, греческий император и патриарх написали государю сочувственное послание. Написали они и католикосу, увещевая его объединить армянских князей и общими усилиями изгнать врага из страны. Католикос много сделал для этого, но князья не послушались его советов. Его святейшество спустился в Таронскую долину и попытался примирить с царем несколько могущественных князей. Однако и эта попытка потерпела неудачу. Тогда он вынужден был написать императору и патриарху о позорном сопротивлении князей и просить помощи. Греческий император пригласил к себе царя и католикоса. Католикос уклонился от этой поездки, опасаясь, что ему попутно будет сделано предложение о соединении армянской и греческой церквей. Царь же, не имея причин для отказа, выехал с приближенными князьями и свитой в Константинополь. Остальное тебе известно. Ты знаешь, какой роскошный прием оказали ему в Византии, какие праздники давались в честь армянского царя, как его венчали царской короной и мантией и какими ценными дарами одарили царя и князей.
– Да, об этом мне рассказывал князь Геворг, – заметила царица.
После этих событий армянские князья воспрянули духом и воодушевились. Гагик Арцруни, могские и андзевские князья изгнали полчища Юсуфа из своих владений. Наши войска вытеснили арабов из северных областей. Юсуф не мог прийти в себя от неожиданности. Когда же пришла весть, что царь Ашот возвращается в Армению с греческими войсками, ужас охватил его. Не теряя времени, Юсуф собрал остатки своих войск и бежал из Двина в Атрпатакан. Царь вернулся, увенчанный славой. Без труда он овладел снова землями, занятыми арабами. Кое-где ему было оказано сопротивление, но перед объединенными силами греков и армян враг был бессилен. В стране воцарился мир. Народ ожил, поля и сады зазеленели, земля покрылась плодами, а люди стали наслаждаться покоем. Начались празднества.