Остаток дня я занимался сенсорами и лэптопом: копался в спецификациях, сравнивал характеристики. По дороге в аэропорт обнаружил, что забыл врубить мобильник с прошлого полёта.
– Илья, это Ариэль! – звенел по-утреннему бодрый голос в автоответчике. – Ты где? Сообщи, в котором часу намереваешься прибыть на работу.
* * *
Солнечное утро, в небе ни облачка, на дорогах мало машин, и я быстро добираюсь до аэропорта. На парковке, каким-то чудом, свободное место прямо у входа. Перекусив, я задремал во время полёта. По утрам с лёгкого недосыпа снятся быстрые красочные сны.
Когда-то ради этих снов я таскался на утренние лекции. Мой друг заходил за мной, будил, и я шёл за ним к свету и к знанию. В аудитории мы направлялись прямиком к заднему ряду. Я клал локти на спинку переднего кресла, пристраивал голову на скрещённых руках и проваливался в ватную дрёму. Бубнёж лектора постепенно трансформировался, слова причудливо переплетались, приобретая прихотливые окраски и формы. Калейдоскоп образов преображался, расцветал узорами. Потом товарищ тряс меня за плечо, вытаскивал проветриться на солнышке, и я возвращался досыпать вторую половину пары.
Авиалайнер вздрогнул, касаясь земли. Из таких снов выныриваешь свежим и взбудораженным. В терминале я первым делом проверил время – приземлились на десять минут раньше расписания. Сегодня Ариэль будет мной доволен. Сегодня я, как пай-мальчик, прибуду вовремя. Даже с запасом.
Войдя, шествую прямиком к кабинету – дверь открыта, и я заглядываю внутрь.
– Доброе утро, Ариэль!
– Привет… Привет… – рассеянно бормочет он.
Я жду, когда он обратит внимание на время, но шеф чем-то увлечён… или озабочен. Изображения на экране не видно. Помедлив, разворачиваюсь, иду к себе.
– Илья! – окриком останавливает меня Ариэль. – Зайди, пожалуйста.
Я вошёл, подвинул стул, сел.
– Закрой, пожалуйста, дверь.
Я встал, отодвинул стул, затворил дверь, вернул стул на место и снова сел.
– Я всё ещё раз взвесил… – произнёс Ариэль, собираясь с мыслями. – Так дело не пойдёт. Твои приходы…
– Но я пришёл вовремя! – возмутился я.
– Да-да… – Ариэль покосился в угол экрана. – Это хорошо. Очень хорошо.
– Так в чём же…
– Дело совсем не в том… – Ариэль скорбно нахмурил лоб. – Ситуация гораздо серьёзней. С прибытием в одиннадцать пора заканчивать. Мы солидная контора и должны соответствовать общепринятым нормам. Рабочий день начинается в девять утра. Это азбука организации. Я сам беру обязательство приходить не позже полдесятого.
Ариэль строго уставился на меня. Я обречённо ждал продолжения.
– Вот, смотри, Тим, с которым тебе во многом сотрудничать, приходит в девять. Стив вообще в семь утра.
Интересно, с какой стати я должен продираться ни свет ни заря из-за того, что Стиву взбрендило решать проблему дорожного трафика за счёт поездок до начала утреннего часа пик?
– Вы команда. Нет, мы команда! – продолжал городить Ариэль. – И должны быть готовы в любую минуту прийти друг другу на выручку. А сейчас он приезжает в семь, а ты только в одиннадцать, потом вы отправляетесь на обед…
– Но я летаю из Лос-Анджелеса! – запротестовал я.
– Мне очень жаль, но я вынужден просить тебя приходить хотя бы на час раньше.
Я помедлил и обречённо кивнул.
– Великолепно. Люблю решать вопросы ясно и чётко. В нашей компании у каждого есть возможность свободно распределять своё время. В принципе нет никаких надуманных ограничений. Каждый должен чувствовать себя как дома. Кстати, как это укладывается в расписание рейсов?
– Они раз в час, – вяло промямлил я.
– Превосходно. Десять утра начиная с завтрашнего дня. И смотри, не опаздывай.
– Завтра… эм… завтра я работаю дома.
– Ах, да. Точно. Значит, с понедельника.
Я встал, отодвинул стул и открыл дверь.
– А… вот ещё, почему ты оставил лэптоп в офисе?
– Потому что…
Потому что пока он мне нафиг не нужен, – всё больше раздражаясь, мысленно закончил я. И вообще, лучше бы сейчас оставить меня в покое.
– Нет, лэптоп должен быть с тобой всегда. Всегда! Лэптоп – это… – Он вперился в потолок, но, не найдя достаточно сильного эпитета, попробовал подойти к задаче под другим углом: – А если дома придёт важная мысль? Как тогда? Я, конечно, не настаиваю, чтобы, возвращаясь, ты каждый вечер садился за компьютер, но лэптоп должен быть постоянно под рукой.
Наука и техника круглые сутки! Отходить от рабочего станка категорически запрещается. Снимать корпоративные оковы – тоже.
– Ведь сегодня ты в любом случае его не оставишь? – Ариэль нацелился на меня с притворной подозрительностью.
– Нет конечно, – я едва сдержался. – Мне же на нём работать.
Ухмыльнувшись собственной плоской шутке, шеф приосанился.
– Великолепно. Кстати, составь план работы на завтра. – Он взглянул на мою вытянувшуюся физиономию. – Ничего грандиозного, черкни пару строк на почту. Хочу знать, чем ты занимаешься.
– О-о-о’кей.
Измочаленный, я приплёлся в комнату, уселся и на меня навалились накопленный недосып и усталость от изматывающих каждодневных полётов. Я потёр веки. Надо купить капли для глаз, чтоб не шастать здесь, как голодный вампир.
– Илья, как дела?! – неожиданно раздаётся у меня за спиной.
Я оборачиваюсь – прямо рядом, сверкая улыбкой и подбоченясь, словно разбитная колхозница, стоит Кимберли.
– Как ты себя чувствуешь? – она вальяжно прислоняется к дверному косяку, и я с досадой догадываюсь, что это вовсе не минутный разговор.
Что за назойливая непринуждённость?
– Эм… Спасибо.
– Что-то у тебя помятое лицо… – она вместе со всеми своими формами наклоняется надо мной и пристально присматривается. Формы оказываются на уровне моих глаз. – Знаешь, ты выглядишь как-то не очень. Ты хорошо спишь?
Она что, совсем офонарела?
– Понимаю-понимаю, бурная молодёжная жизнь, night fever, верно? – продолжает она, фамильярно подмигивая.
Выражение «night fever»
[11]
– Послушайте, Кимберли…
– Можешь называть меня Ким, – промурлыкала офис-менеджер.
– Благодарю. Так вот, Кимберли, меня не интересуют дискотеки и наркотические препараты. Я увлекаюсь древнегреческой философией и творчеством Достоевского.
– О-о, Достоевский! – она округляет губы на всех этих «о», будто все они ударные. – Как интересно! Я в юности читала «Преступление и наказание».
На ум приходит адаптированное издание карманного формата, страниц эдак на двадцать. Но то, как легко она сметает мои фортификационные укрепления, окончательно выводит меня из равновесия, и в каком-то помутнении рассудка я произношу следующую фразу:
– А… вы помните, что студент сделал со старушкой?
– О да. Это ужасно! – как ни в чём не бывало отвечает Кимберли со всеми сопутствующими буквам «о» гримасами.
Приблизительно в таком духе продолжается терзание моей бедной и без того расшатанной всевозможными излишествами психики. Минут через пятнадцать, решив, что для первого раза вполне достаточно, Кимберли удаляется, удовлетворённая произведённым впечатлением.
* * *
– Вот ты где! – вскричал Ариэль, когда я появился на пороге кабинета, обнаружив в оставленном на столе телефоне три пропущенных звонка за время обеда.
Он рванул в комнату, набросился на Тима и потребовал немедленно ознакомить меня с программным кодом.
– Отправная точка – acquisition – модуль, ответственный за сбор исходных данных, – начал Тим Чи, дождавшись пока шеф угомонится, уйдёт и даст нам заняться делом. – Эквизишн включает в себя…
Он углубился в описания, скрупулёзные и обстоятельные, как и его код.
– Следующие модули – обработка и анализ.
Это уже интересней. Основным аспектом моей деятельности будет создание алгоритма, способного синтезировать из многомиллионных скоплений чисел сжатый и удобоваримый результат, одного взгляда на который достаточно для установления диагноза.
Насколько мне удалось понять из рассказов и недомолвок Ариэля, подходит к середине второй год существования компании – первоначальный бюджет практически съеден и нужно продемонстрировать хоть какие-нибудь успехи, чтобы получить новые инвестиции. Проблема в том, что в сфере биомедицины для создания опытного образца требуется года три-четыре, а уж никак не полтора. И потому необходимо во что бы то ни стало срочно слепить, если не сам прототип, то некое его подобие.