Именно способностью хламов впадать в зимнюю спячку историки позднее объяснили тот факт, что они вообще сохранились как разновидность, и так называемая Новая жизнь, про приход которой начали уже всерьёз поговаривать, так и не наступила. Проснувшись, хламы узнали про Возрождение, начатое мало кому известными до этого подвижниками с бывшим поэтом Хитером Смитером во главе. «Таким образом, мы стоим на пороге Возрождения!» – торжественно говорили они, обрадованные возможностью разговаривать, почти утраченной во время кровавого правления Смока Калывока. «Ах, как это романтично – Возрождение», – шептали хламки, смакуя полузабытое слово «романтично», и озирались: а вдруг их истолкуют не так, как следует?
Благодаря Возрождению был посмертно реабилитирован и возвращён в число граждан гений страдания и последний романтик Гицаль Волонтай, а также знаменитый художник Крутель Мантель: именно они перекорчевали едва ли не половину Нескучного сада. Реабилитировали без права гражданства бывшую аристократку Гортензию Набиванку. И бывший народный писатель Свинтарей получил возможность вернуться домой и заняться творчеством, хотя этому сильно препятствовали застарелое несварение желудка и хронический насморк, заработанные им на строительстве канала. И иностранец Шампанский, запаковавший было свои чемоданы, остался в Хламии.
Подвижники
Кровавый диктатор Смок Калывок, как уже упоминалось, был свергнут подвижниками во главе с Хитером Смитером. Точнее говоря, никто Смока Калывока не свергал: перед тем, как впасть в зимнюю спячку, он, опасаясь врагов и претендентов, приказал завернуть себя в дюжину ватных одеял и положить в саркофаг из гипсолитовых плит. Когда же мусорщики из особой охраны повелителя взломали саркофаг и развернули одно за другим ватные одеяла, то выяснилось, что их повелитель бесследно исчез, оставив на память о себе одни только блестящие чёрные очки. В связи с тем, что правдоподобных объяснений этому удивительному исчезновению так и не нашлось, ответственность за исключительное происшествие взяла на себя единственная разрешённая в стране подпольная организация подвижников. С этого момента Хитер Смитер вышел из подполья, а все тайные явки организации были закрыты.
В прошлом Хитер Смитер был поэтом, так и не получившим признания. Разочаровавшись в писательстве, он решил, что его истинное призвание – борьба за свободу и независимость хламского народа. Причём главным пунктом его программы было требование позволить ему всенародно взойти на трибуну в чёрной кожаной куртке. Кроме того, он настаивал на необходимости перекрасить Высокий квадратный забор в зелёный цвет и засыпать силами мусорщиков канал, соединяющий Пруд с самим собой.
Именно в тот момент, когда Хитер Смитер сделался политиком, диктатор Смок, несмотря на закон, согласно которому все граждане Хламии объявлялись потенциальными врагами Хламии, начал ощущать острый дефицит той силы, которой он мог бы объявить решительную и непримиримую войну. Поэтому ясно, что за предложение Хитера Смитера о создании подпольной организации по борьбе с существующим режимом Смок Калывок с радостью ухватился. После чего были выбраны два мусорщика для строительства подполья под полом дома Хитера Смитера, а также утверждён состав подпольного комитета, члены которого принимались на работу и получали зарплату в одном из филиалов Дворца правителей. Там же, под домом Хитера, разместили типографию, издававшую подпольную газету «Возрождение», каждый номер которой редактировался лично Смоком Калывоком.
Узнав, что повелитель страны куда-то бесследно исчез, Хитер Смитер вышел из подполья. Причём глаза его настолько отвыкли от дневного света, что он был вынужден надеть чёрные очки пропавшего. В этих очках он стал так похож на Смока Калывока, что с первого взгляда можно было подумать, будто Смок вовсе никуда и не исчезал. И только хрустящая чёрная кожаная куртка, сшитая из шкуры последней выловленной в Пруду лягушки и немедленно надетая им, отвращала от этой ошибочной мысли.
К такому в бригаду я не пошла бы!
Таким образом, очнувшись от зимней спячки, жители местечка узнали, что они стоят на пороге Возрождения. Причесав всклокоченные волосы и старательно вычистив обувь, хламы, все как один, вышли на Площадь. И все как один были в сиреневых шароварах, ибо какой будет их новая одежда, ещё никто точно не знал. Под порывами весеннего ветерка широкие шаровары хламов пузырились и начинали хлопать, как паруса. Вот почему в тот день по всей стране было слышно беспрестанное дробное похлопывание. Однако, несмотря на весь этот праздничный кавардак, настроение у хламов было двояким: с одной стороны, они были довольны, что осточертевший всем образ жизни навеки уничтожен; с другой – было обидно, что такое значительное событие, как Возрождение, началось во время зимней спячки. Причём большинство хламов винило в этом Хитера Смитера и подвижников, не пожелавших своевременно разбудить их. По этому случаю бывшие богемовцы, считавшие себя более талантливыми, чем новый повелитель Хламии, обменивались саркастическими улыбками, не осмеливаясь, однако, сказать вслух то, о чём они думали.
Когда Хитер Смитер взошёл на трибуну, то на некоторое время хруст его чёрной куртки заглушил похлопывание многих сотен сиреневых шаровар. «Ах, это похрустывание напоминает шорох крыльев бабочек, разбуженных весенним теплом», – сошлись во мнении поражённые хламки. И только бывшая аристократка Гортензия Набиванка, недавно вернувшаяся со строительства канала, навела на повелителя неизвестно откуда добытый лорнет и, перекинув сигарету из правого угла рта в левый, пробасила хриплым голосом:
«К такому в бригаду я не пошла бы!» После чего смачно сплюнула на начищенный штиблет Шампанского. Иностранец при этом невольно отодвинулся от неё и рукой, засунутой в карман, потрогал свой заграничный паспорт.
Между тем правитель Хитер Смитер неподвижно стоял на трибуне. Чёрная кожаная куртка красиво облегала его коренастую фигуру. Своё кредо он давным-давно высказал на страницах подпольной газеты, и говорить ему, в сущности, было не о чем. Поэтому он молчал и, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, принимал самые эффектные позы, заставляя хламок глубоко вздыхать и ахать от восхищения. И только в самом конце, когда толпа собралась уже разойтись, Хитер Смитер громовым голосом воскликнул: «Граждане! Сменим сиреневые шаровары на сиреневые платки!» После этого призыва хламы дружно зааплодировали и в едином порыве сорвали с себя сиреневые шаровары. Несколько пар найденных тут же ножниц пошли по рукам, и спустя короткое время на шее каждого из присутствующих на площади красовался сиреневый, завязанный на три узла платок.
Прочь с их столбовой дороги!
Последовательно осуществляя подпольную программу подвижников, Хитер Смитер переименовал проспект имени Смока Калывока в проспект Энтузиастов, а в скором времени организовал и засыпку канала. Для этого мусорщикам были выданы носилки и лопаты. И закипела работа. Мусорщики, обливаясь потом, закапывали треклятый канал, а празднично приодетые, с платками, повязанными вокруг шеи, хламы прогуливались возле них и с каким-то наивным удивлением повторяли: «Скоро мы построим то, к чему стремились веками!» Разумеется, хламы никогда ни к чему не стремились, тем более веками, однако, очевидно, они полагали, что именно таким образом также участвуют в непрерывном процессе великого Возрождения Хламии.