Я ощущаю, то лето оставило весомый след. Я знаю, потому что проникся жизнью в деревне, я был совсем ребенком и целыми днями слонялся без определенного дела, но все с каким-то новым для себя открытием. Мои же брат и сестра, будучи старше меня, когда несущественная разница в шесть-семь лет в возрасте со мной казалась непреодолимым барьером, проводили со мной совсем немного времени, постоянно совершали какие-то выходки, но тетушку они совсем не сердили, она была рада провести с нами время. Кажется, такое лояльное отношение и любовь тетушки еще больше злило брата с сестрой в их переходном возрасте, добивающихся совсем иной реакции – «революционерам мир не нужен!»
Что же касается меня, я был совсем еще небольшим, чтобы проявлять свой характер, который дал о себе знать гораздо позже. Мне понравилось проведенное время в деревне.
Мне показалось странным, что я раньше не рассуждал так о том лете. Я, конечно, не был равнодушен к природе и любил деревню, но меня никогда по настоящему не тянуло к такой жизни. Похоже, отпечаток тех летних деньков оказался куда более глубоким в моей душе.
Хотя зачем мне обманывать себя самого, с момента поступления в университет я только и думаю о той спокойной жизни, возможной только в деревне. Скорее всего, я не задавался вопросом, откуда у меня такие мысли, подразумевая, что ответ мне очевиден. Я поступил в университет, и мне пришлось уехать от родителей, столкнулся с первыми трудностями, которые мне было решать своими силами. Пожалуй, все случилось слишком быстро. Я поступал так, как требовалось по обстоятельствам, не отдавая отчет, с чем мне придется столкнуться. Я просто шел к своей цели – поступлению в высшее учебное заведение. Затем был переезд от родителей с дому через половину материка. Когда я осознал, где очутился, оставалось только оглядеться, и лишь с недоумением задаваться вопросами о быстротечности времени. Мне все реже удавалось уснуть, и каким-то странным образом я нашел себе утешение деревенской жизнью. Конечно, насквозь пропитанный городом я бы не смог жить в деревне, но желание уехать на какое-то время разрасталось во мне. Мысли о такой размеренной жизни успокаивали меня.
Я снова свернул куда-то с трассы, и в который раз мысленно отругал себя, что не подготовился к поездке лучше. На этот раз я превзошел самого себя – я оказался не просто на пустой трассе, а уже практически на голой земляной дороге. Поглощенный мыслями о деревенской жизни и завороженный местностью вокруг – полями, горами и бездонным небом, − я очутился уже весьма далеко от трассы, чтобы понять, что вокруг ни души, помимо моей.
Не скажу, что стало жутко остаться одному ночью посреди полей без единой звезды на небе под слоем густых облаков. Не по себе стало от того, что свет фар терялся во мраке. Кажется, свет перестал мне освещать дорогу, он лишь засвечивал глаза и не давал увидеть всего вокруг.
Я решил, будет разумно сделать остановку, пора бы немного передохнуть. Заглушив двигатель и выключив свет, я подтвердил свои догадки. Без света было видно куда лучше, перед глазами открывался весь горизонт. Вот так ирония, нужно бы запомнить это. Мелькнувшая мысль породила сильное желание закурить сигарету, я знал, что не смогу себе отказать. Я мог еще курить, меня никто бы не засек!
Я не спеша вышел с машины и, не закрывая водительской двери, оперся локтями на крышу автомобиля, зажег сигарету. Всего лишь на миг пожалев о своем поступке, я тотчас откинул сомнения и продолжил затяжку. Перед выездом я обещал себе не курить в пути, но обманывая себя самого, я пожал плечами: «ничего не поделать, уже зажег».
2.
Устроившись поудобней на капоте своего автомобиля и скрестив ноги, я сделал затяжку посильнее, и никотин здорово ударил в голову, отчего во всем теле возникла слабость и появилась слегка заметная дрожь в пальцах. С самого общежития, как я выехал с утра, я держался без сигареты, наверное, потому она, первая за день, так удачно расслабила меня. Я не придумал ничего лучше, чем опереться спиной на лобовое стекло и устремить взгляд в небо. Было такое чувство, будто я хотел там что-то увидеть, но оно было прочно затянуто темными облаками. Задержав веки закрытыми несколько дольше обычного моргания, я вдруг уловил еле слышный писк комара, и провел так несколько минут, стараясь проникнуться атмосферой дикой ночной природы, пока не распознал музыку где-то вдали на фоне. Я приподнялся и стал хорошенько всматриваться вдаль. Мне не показалось, дальше по дороге находился дом, едва освещенный тусклым светом уличного фонаря так, что у меня даже на мгновение проскочила мысль, издавал ли тот писк комар или это гудела нить раскалывания лампы на столбе. Впрочем, услышать бы ее было невозможно, дом был слишком далеко для этого.
Я не мог знать, как меня воспримут обитатели того дома, но раз они не спали в столь поздний час, я посчитал, что не случиться ничего плохого, если я узнаю у них, куда забрел.
Подъезжая все ближе к дому, я слышал музыку все четче, и на моем лице скользнула улыбка, когда я окончательно убедился, что играла композиция Чарли Фетерса. Я еще больше проникся желанием однажды провести время в такой местности, расслабляясь под схожую музыку.
Последние пять метров на машине я приближался медленнее ходьбы, словно не хотел уделять силы такой мелочи, как вождение, пока все мое внимание было занято музыкой, доносившейся со двора.
Машина заглохла в нужном месте, а перед моим взором открылась потрясающая картина. Во дворе танцевала женщина, с изящно и непринужденно поднятыми к верху руками, вся ее фигура и движения тела завораживали. Глаза у нее были закрыты, и когда она повернулась ко мне так, что я мог рассмотреть ее лицо, она все еще не видела меня в машине у своего дома. Мне понравилась мысль, что я открыл для себя – она была удивительно красивой, что-то в ее виде было необычного. Она была не тощей, а скорее, просто худой, но это только притягивало. Длинные кисти, высокая шея, белые, будто припудренные, волосы, зачесанные назад и достигавшие своими кончиками лопаток на спине. Тонкая линия губ, аккуратный слегка вздернутый нос, узкий разрез глаз. Все в ее образе было необычным. Ей с виду было больше сорока лет, и она сразу мне понравилась.
На ее губах выразительно застыла улыбка, так что я бы не набрался смелости прервать ее, окликнув или тем более посигналив с авто.
Она вновь повернулась спиной ко мне, так и не заметив меня, музыка начала затихать и хозяйка дома подошла отключить проигрыватель. Я счел разумным выйти с машины, чтобы в тишине она смогла услышать мое присутствие, но так, чтобы не напугать ее.
Она обернулась и на ее лице по-прежнему оставалась та же улыбка, с которой она исполняла свой танец. Заметив меня, она лишь возвела брови и с приподнятым настроением заговорила ко мне:
− Простите, я слишком громко слушала музыку!
− О нет, что Вы! Я бы не решился прервать… Чарли Фетерса. − Я слегка погодил с именем исполнителя, сперва намереваясь сказать, что не осмелился прервать ее, но попросту постеснялся, поэтому адресовал комплимент записи.
Она, казалось, улыбнулась еще шире, испытывая явное удовлетворение от того, что мне понравился ее выбор музыки.
− Я похоже сбился с пути, водитель с меня никудышный – уже который раз за сегодня сворачивал не в ту сторону.
− Так Вы с далека?
− Достаточно далеко заехал, не знаю, чем я думал! С картой я не дружу – это выяснилось как раз в пути, старался ехать по указателям, но все равно съехал с трассы. Не помню, как очутился здесь… − я скорчил слегка наигранное лицо, подловив себя на мысли, что стараюсь выглядеть непринужденно, расслаблено, и более того я старался понравиться этой женщине, от чего испытывал легкое волнение.