Снег, вероятно, долго не таял, и растительность не могла развиваться. Но шагах в тридцати от конца сугробов среди плит и обломков базальта, рассеянных по поверхности почвы, зеленел мох и карликовые цветы раскрывали свои первые лепестки. Немного дальше видны были стелющиеся кустики, еще обнаженные, а затем в полукилометре - более высокие и густые, чуть подернутые зеленью. За ними уже темнела стена невысокого леса.
За обедом или, вернее, за закуской с чаем, сваренным на остатке дров, найденных по нартам, обсуждали важный вопрос - как двигаться дальше. Байдара, нарты, собаки уже не были нужны, так как в котловине не было ни снега, ни достаточно больших рек для плавания.
Вести с собой тридцать собак и заботиться об их корме было слишком стеснительно для передвижения. Ввиду обилия дичи собаки доставили бы много хлопот, разбегаясь для ее преследования, а вести их на привязи - значило бы все внимание уделять им и занять трех членов экспедиции этой непроизводительной работой. Запрячь собак в нарты и ехать на них по траве и по лесам - это значило стереть дочиста полозья нарт и сделать их негодными для обратного пути через льды, а также измотать собак трудной работой.
Единственным приемлемым решением казалось - оставить все лишнее имущество и собак под надзором одного человека тут же у сугробов; здесь было прохладно, и оставшийся мог уделять все свое время на добычу пропитания себе и собакам посредством охоты. Остальные четверо пешком и налегке могли предпринять экскурсию по Земле Санникова, возвращаясь время от времени к этой базе для сдачи собранных коллекций. Горохов, знавший чукотский и ламутский языки, был необходим для сношений в случае встречи с онкилонами, поэтому остаться сторожить вещи и собак приходилось Никифорову. Последнего несколько смущала необычная обстановка, но вообще он, как и все промышленники Севера, не боялся провести несколько дней или даже недель в одиночестве; свора собак представляла достаточную защиту от хищных зверей, а вместе с тем доставляла достаточно забот - так что скучать от безделья не приходилось,
Выбрали место между двумя сугробами, поставили палатку и употребили конец дня на сортировку вещей. Идя в глубь котловины пешком, нельзя было обременять себя большим грузом; приходилось брать только самое необходимое - небольшой запас одежды, белья и обуви, ружья и заряды к ним, котелок и чайник, рассчитывая питаться охотой и ночевать под открытым небом.
К вечеру небо покрылось тучами и пошел мокрый снег, иногда сменявшийся дождем; пришлось укрыться в палатке.
- Эта погода показывает нам, что нужно принять какие-нибудь меры, чтобы оставляемые вещи, нарты и байдара за лето не попортились и не погнили, - сказал Горюнов.
- Придется выстроить шалаш из кольев и корья, - заметил Ордин.
- Это будет плохая защита, да и за корьем придется далеко ходить, заявил Горохов.
- А эти сугробы на что? В глубине они, наверно, не тают. Выроем в них пещеру и сложим там все вещи - будет и сухо, и холодно, и от хищников безопасно.
- А для собачек выроем другую, - прибавил Никифоров, - они жары не любят, да и запирать их на ночь можно будет, чтобы не разбегались.
- Не только на ночь. Пойдешь на охоту с двумя - тремя, а остальных запрешь. Не всю же свору с собой водить! Этак ничего не добудешь - они всех зверей распугают, - заметил Горохов.
- Совершенно верно, мысль прекрасная! - сказал Горюнов. - Завтра с утра мы ее претворим в дело.
В этот вечер в палатке было холодно и неуютно - дров не было, и ужин сварили кое-как на хворосте, набранном по соседству в полосе кустарника. Поэтому рано легли спать. Но доносившиеся из котловины гораздо более близкие различные звуки - мычанье, блеянье, рев животных - часто тревожили собак, поднимавших лай и вой и будивших спящих.
- Не завидую я Капитону, который все время будет спать возле этих горланов! - проворчал Костяков во время одного из концертов.
- Когда он запрет их в снеговую пещеру, они будут спокойнее, ответил Горюнов, поворачиваясь на другой бок.