– Ты говоришь так, как будто очень рад меня видеть.
Сигурд крепко взял его за плечи.
– А если это правда?
– Но то, что я с тобой сделал… – Хёгни не знал, куда деваться от стыда. Он совершил самое ужасное, что только может сделать воин во всех девяти мирах – и вот человек, с которым он так обошёлся, приветливо смотрит на него и пытается его обнять. Хёгни вырвался.
– Я же убил тебя, – задыхаясь, сказал он, – убил собственного названого брата, ударом в спину, вот этими руками…
– Это было давно и не здесь, – прервал его Сигурд, глядя ему в лицо своими васильковыми глазами.
– Но ты не знаешь всего! Я хотел забрать твоё золото…
– Ты не унёс его сюда. Здесь мы оба нагие, не всё ли равно?
– Ты… неужели ты меня прощаешь? – едва смог выговорить Хёгни. Голова у него кружилась. Сигурд прижал его к себе.
– Перестань. Сюда не приносят старые дрязги. Мы будем пить из одного ковша.
Он повёл его по залу, обняв за плечи. Мучения, пробудившиеся внутри у Хёгни при виде Сигурда, стали утихать, отодвигаться куда-то в сторону. Он снова стал обращать внимание на то, что находилось вокруг него. Места в Вальгалле было достаточно, но Сигурд подвёл его почти к самой стене. На покрытый пушистым мехом пол был брошен меч Сигурда, рядом стояли блюдо и ковш. Сигурд сел, скрестив ноги.
– Устраивайся, – сказал он. – У нас ещё целая вечность.
Хёгни попытался присесть и чуть не упал. Было довольно глупо пытаться расположиться удобно, стягивая на себе руками плащ, под которым болтался меч на перевязи. Сигурд едва не задохнулся от хохота.
– Тебе не кажется, что разумнее это снять?
Хорошо ему, подумал Хёгни, смеяться над обычным человеком. Сигурд был более привычен к наготе – он и в Мидгарде часто появлялся нагим, похваляясь своей неуязвимостью. Вот только на спину он набрасывал волчью шкуру – ни к чему было знать посторонним про это его местечко между лопаток… А Хёгни узнал. Не стоило Сигурду ему доверяться…
Отогнав мрачные мысли, Хёгни попытался рассмеяться. С помощью Сигурда он избавился от плаща и перевязи с мечом. Сигурд кинул его снаряжение в сторону.
– Здесь на тебя никто не нападёт, – сказал он. – Давай выпьем. За то, что мы встретились. Скуль!
В ковше оказалось то же, чем поила его Хильда. Хёгни ощутил, как спало напряжение, вызванное встречей с Сигурдом. Волшебное тепло разливалось по его жилам; он поставил ковш и лёг, растянувшись на мягкой меховой подстилке.
– Вот это да! – воскликнул он, упав всем телом в мех и вытянув руки. Сигурд подмигнул ему.
– Удобно, а?
Хёгни начал соображать, что, пожалуй, одежда ему и в самом деле ни к чему.
– А эта еда настоящая или только видимость? – спросил он, понюхав блюдо с мясом. Сигурд фыркнул.
– Уморил! Видимость! Отличная свинина, ешь, не бойся.
– В Асгарде есть свиньи?
– Одна свинья. Очень большая и оживает всякий раз после того, как её режут. Однажды ей это надоело, и она сбежала в Утгард…
Сигурд усмехнулся, вспомнив, должно быть, как ловили беглую свинью.
– Так что ешь. Всё настоящее. После смерти мы не хвораем и боли не испытываем, но в еде нуждаемся. Хотя голодным тебе здесь ходить не придётся.
Хёгни понял, что ему в самом деле хочется есть, и потянулся к блюду. Было очень вкусно, и еда отличалась от земной только тем, что не пачкала рук. Хёгни впервые почувствовал, что здесь его настоящий дом. Он попал туда, где всю жизнь хотел оказаться. Конечно, он навоображал себе много глупостей о Вальгалле, но разве беда, что реальность не походила на его смехотворные мечтания? Если вдуматься, это было лучше всего, что он мог себе представить. И здесь был Сигурд. Сигурд, с которым он помирился и больше никогда не расстанется. Разве в самых запредельных мечтах он мог себе представить, что Сигурд простит его? Более того, сядет с ним есть?
– А тебе здесь хорошо? – спросил он Сигурда. Тот полулежал, опираясь на локоть.
– Лучше не может быть. Ведь со мной Брюн.
– Брюн? – Хёгни решил, что ослышался.
– Ну да. Её простили. Боги решили, что она может вернуться в Асгард.
– Это справедливо, – тихо сказал Хёгни. – Ведь ей столько пришлось перенести…
– Вон она, танцует на барабане.
Отсюда было лучше видно лицо пляшущей валькирии, и Хёгни понял, что это действительно была она. Брюн, за давнюю провинность перед богами превращённая в человека, Брюн, которой пришлось жить на земле среди людей, умереть и быть сожжённой – которая всем на беду полюбила Сигурда, погубив и его, и Хёгни – это была она. Снова бессмертная, снова крылатая, прощённая богами, она плясала на барабане, и блеск мечей в её руках слепил глаза.
– Все хотят, чтобы танец с мечами исполняла именно она, – улыбнулся Сигурд.
– Ты не ревнуешь? – удивился Хёгни.
– Здесь это ни к чему. Мне отдали её сами боги. Да и любовь здесь не такая, как в Мидгарде.
Брюн соскочила с барабана; грохот ковшей и восторженный рёв сотен голосов загремели под сводами Вальгаллы. Воины Одина приветствовали свою любимую танцовщицу.
Заправив за уши растрепавшиеся волосы, Брюн что-то сказала одному из них, и тотчас же ей передали ковш. Глотнув и переведя дух, она устремилась по залу в сторону Сигурда и Хёгни.
Со сложенными крыльями она подбежала к Сигурду.
– Ну как я в этот раз? – поинтересовалась она, наклонившись к нему. Хёгни против воли прикрыл лицо ладонью. Что она скажет, когда узнает его?
– Ты же знаешь, – сказал Сигурд, в голосе которого появилось смущение от собственной нежности. – Ты всегда лучше всех.
– А это кто с тобой? Кто-то новый? Я его тут раньше не видела.
– Хёгни, убери руки, – повернулся к нему Сигурд. – Не будешь же ты так и сидеть, закрывшись, как Тор в стране великанов?
Хёгни смотрел сквозь растопыренные пальцы на Брюн. Валькирия смеялась.
– Так это наш Хёгни! – воскликнула она. – Да опусти же руки, бесполезно притворяться. Никто тебя не съест.
Хёгни сдался. Брюн с любопытством оглядела его.
– А кудрявые волосы тебе идут, – заключила она. – Так ты гораздо лучше.
Она не сердилась на него, совсем не сердилась – и Хёгни неожиданно для себя спросил:
– А почему Сигурд не изменился? Я уверен, что он такой же, как был…
– Ну, к Сигурду что-то прибавить невозможно, – ответила Брюн, распахнув одно крыло и погладив им Сигурда. Тот протянул руку и обнял её за талию.
– Опять похвалы, – укорил её он. – Всё так, но не в том смысле. Просто я никогда не принадлежал Мидгарду целиком. Во мне было что-то от Асгарда. Поэтому меня и приняли за бога, когда я впервые у вас появился. Я, конечно, не бог. Но я должен был быть здесь, а не в Мидгарде. Будь я только человеком, с такой позорной раной я бы сюда не попал.
– Ты не виноват, – горячо сказал Хёгни. – Ты не мог знать… Мы предали тебя.
Кто это – «мы»? Что за тревога расшевелилась где-то в закоулках памяти Хёгни?
– Это тоже учли, – кивнул Сигурд, снова вытянувшись на серебристых шкурах. – У богов на всё свои соображения.
– Свои соображения… – повторил Хёгни. Вдруг он вспомнил. Как он мог забыть!
– Гуннар! – вскрикнул он. – Где Гуннар?
Недобрая складка на миг заложилась на переносице Сигурда, но тут же разгладилась.
– Не ищи его, – просто ответил он, – его здесь нет и не будет.
– Но почему?!
Тут заговорила Брюн. Голос её звенел от напряжения – ей нелегко давались эти слова.
– Он виновен так же, как я, и гораздо больше тебя, Хёгни. Но он даже не смог искупить свою вину достойной смертью.
– Что с ним стало?
– Атли спустил его в яму со змеями.
– Его закусали змеи, – в ужасе произнёс Хёгни. – Он умирал от яда! Какое тут может быть достоинство?
– Ему следовало покончить с собой, – сказала Брюн. – Если бы у него осталась хоть капля чести или совести, он бы зубами перегрыз себе жилы. А он играл на арфе, думая утихомирить змей. Он всё ещё надеялся, что они отступят…
Хёгни уткнулся лицом в меховую подстилку и разрыдался.
Всё кончено, брата он больше не увидит, но кого в этом винить? Сигурда? Брюн? Себя самого? И смог бы он назвать Гуннара братом, если бы увидел его? Бесспорно, в решении богов была справедливость. Слишком отвратительно было то, к чему подтолкнул его Гуннар. Но легче от этого ему не становилось.