Мы свободно плавали — все втроем, — взявшись за плавники. У кита плавники — совсем как наши руки с пальцами, но короткие и в варежке. Влюбленный кит обнимает свою возлюбленную плавниками, как руками.
В ушах у меня, словно в двух морских раковинах, разносился многоголосый рокот океана. И киты, киты окружали меня со всех сторон — будто шлюпку, спущенную с «Пекода» в Зондском проливе между Суматрой и Явой, по которому капитан Ахав был намерен пройти в Яванское море, а оттуда, держа курс на север, проплыть через те места, где, по слухам, изредка появляются кашалоты и где он рассчитывал померяться силами с Моби Диком.
Киты и в дальнейшем не оставляли меня, то отдаляясь, то вновь приближаясь, показывая на своем примере, что за звездное скопление — наше тело, и что все мы — сновидческие персонажи, не имеющие ни плотности, ни границ.
…Я мирно пила чай из новой стальной кружки с крышечкой, которая дольше обычных кружек хранит тепло, а при корабельной качке из нее непросто расплескать кипяток. Другие участники нашей экспедиции в единственном магазинчике в Ню-Олесунне, специально открытом для подвалившего корабля, накупили шкур диких северных оленей, но мы с Леней ограничились кружкой, тем более на ней написано «Ny-Alezund 79 N», и нарисована причальная вышка, откуда стартовал дирижабль «Норвегия» с Амундсеном и Нобилем, а потом уплыла в неизвестность невезучая «Италия».
Вдруг кто-то закричал:
— Кит, кит!
Ударили в рынду. Все кинулись на палубу.
Леня стучит в иллюминатор:
— Скорей! Сюда!!!
И такое у него лицо озабоченное.
Я выскочила, Андрей, как всегда, на корме — с биноклем.
— Ты видела? Видела? — спрашивает Андрей.
— Я не видела, — говорю. — Леня видел, а я вижу Леню, поэтому…
Тут Леня закричал:
— Фонтан! Два фонтана!!!
— Вижу!!! — кричу. — Андрей! Разве у одного кита может быть два фонтана?
— Два фонтана может быть только у двух китов! — рассудительно отвечает Андрей. — Ту блю вэйлз, — переводит он на английский суть нашего научного разговора<sup></sup>.
И, как бы откликнувшись географу Волкову, совсем близко от нашей притихшей шхуны появилась громадная и почтенная голова, покатая темная спина в пятнах, вспыхнувшая на солнце, потом острый плавник, слегка крючковатый, а через некоторое, довольно долгое время — гигантский хвост, похожий на два распростертых крыла, настолько могучих, что удара этого грозного оружия было бы довольно, чтобы разбить какое-нибудь китобойное судно в щепки.
И все это с таким звуком, вернее, сонмищем звуков, откуда-то изначально известных мне, — та канадская пленка с пением китов? Реликтовая память?
— Пфффвушщхрцффф!!!
Плюс брызги, бульканье, бурленье — на фоне острых пиков тонущего в тумане фьорда, блескучих вод, поморников, голубого льда.
— Надо же, — бормотал Леня, — как же так? Вот мы плывем, а прямо тут, под нами, плавают и живут такие огромные прекрасные животные!
— Я тебе потом расскажу про этих китов голубых, отдельно! — говорил Андрей, и глаза у него блестели каким-то ликующе-арктическим блеском. — Есть зубатые киты, усатые! Я тебе потом расскажу, а сейчас не могу. Даже кэп наш видит их второй раз, хотя бороздит эти воды много лет. В июне увидел и сейчас. Возможно, это знаешь, о чем свидетельствует? О положительной динамике роста!..
Поднимая волны по бокам и вспенивая перед собой море, медленно и плавно изгибая спины — спинной плавник появлялся, когда голова и передняя часть туловища уже скрывались под водой, — вздымая хвостовые стебли с горизонтальными лопастями хвоста, — казалось, они втягивали в себя тонны воды, после чего извергали их к небесам.