Кто и зачем ей все это показывает? Кристина не знает. Но в такие минуты ей очень больно, и она беззвучно плачет.
Тогда появляется Канг, кладет невесомую голову ей на грудь, и сердцу становится легче.
– Канг, зачем мне это видеть? – шепчет Кристина. Хотя знает, что он не ответит. Собаки не разговаривают. Даже такие необычные, как ее верный друг.
Быть может, они просто мудрее людей и знают, что от разговоров мало толку.
Она и сама с детства не любит пустую болтовню. Особенно с надоедливыми взрослыми. У мамы всегда было много подруг. Шумные, назойливые, приходя в гости, они первым делом кидались к маленькой Кристе. Та стойко переносила домогательства, но никак не могла понять, почему они коверкают язык, сюсюкают и обращаются с ней, как с умственно отсталой.
– Ну, расскажи стишок, Кристиночка.
– Не хочу.
– Такая большая девочка, ты уже должна знать стихи! Сколько тебе лет? Покажи на пальчиках.
– Мне три года.
– Смотри – ка, какая серьезная! Как большая, – умилялась очередная гостья. И начинала приставать с объятиями или того хуже – с поцелуями. Не догадываясь, очевидно, насколько неприятны маленькому человеку запахи чужого тела, настоянные на крепких духах, и прикосновения чужих, напомаженных губ.
То ли дело, когда на руки брал дедушка. Он был большой и добрый, от его рубашки приятно пахло утюгом и одеколоном. Дед часто сажал внучку на стол, сам садился рядом на стул и читал ей книжки.
Он единственный из всех взрослых видел Канга. А, может быть, не видел, а просто подыгрывал. Она любила дедушку больше всех на свете, а он взял и умер.
И тогда Кристина замкнулась в себе.
Отвечала на вопросы, но очень неохотно и не с первого раза. Перестала выходить во двор, даже если там играли в прятки, а в детском саду упрямо игнорировала детей и воспитательницу.
По совету подруг мама отвела ребенка к психологу.
Им оказался высокий, худощавый мужчина с тихим голосом и светлыми добрыми глазами за толстыми очками.
Дедушка тоже носил очки, только у него они были еще толще. И все равно, ему приходилось, читая, водить по странице носом. Так плохо он видел. Он любил свежие газеты и поэтому кончик носа у него всегда был перепачкан типографской краской.
Очки, как у дедушки, и мягкий, спокойный голос сразу внушили доверие.
Когда Игорь – так звали психолога – спросил, умеет ли Кристина рисовать, она ответила утвердительно.
Еще бы она не умела рисовать! Они с дедом изрисовали не одну толстую тетрадь и не один альбом.
Иногда дедушка одним росчерком сажал на страницу закрученную загогулину, а Кристя из неё ловко вырисовывала ушастого слоненка или длинношеего жирафа, или самолет с пропеллером. Иногда он ставил кляксу и сгибал листок пополам – тогда рисунок выходил совершенно фантастическим. Но больше всего Кристине нравилось рисовать по заданию – персонаж прочитанной сказки, или дом в саду, или зверей в зоопарке. Но только чтобы потом обязательно рассматривали и хвалили.
Игорь на похвалу не скупился:
– Какая интересная собака! Гривастая, похожа на льва… никогда такой не видел. Твоя?
– Моя, – ответила Кристина с гордостью. – Только ее никто не видит кроме меня. Дедушка видел, но он умер.
– Ты скучаешь по дедушке?
– Конечно, скучаю, – ответила Кристина и заплакала. Слезы покатились по щекам – круглыми, блестящими горошинами, и тут же появился Канг. Он вышел из угла кабинета, из – за растения с листьями, похожими на кружевные уши слона. Неслышно ступая, подошел к столу и положил голову на столешницу.
Уставился голубыми, как незабудки, глазами на психолога, словно проверяя – не обижает ли тот его маленькую хозяйку.
Кристя перестала плакать и улыбнулась.
Игорь тоже улыбнулся в ответ и вопросительно поднял брови.
– Он пришел, – сообщила Кристина.
– Кто?
– Канг.
– Твоя собака?
– Да. Он всегда приходит, когда мне плохо.
– Понятно. Хороший у тебя друг. Я бы тоже хотел иметь такого. А это твоя мама, да? Красивая. Хорошо получилась.
– Да, мама красивая, – вежливо подтвердила Кристина. Ей нравился этот человек с добрыми глазами, похожими на рыбок в аквариуме. Две продолговатые светлые рыбки за выпуклыми стеклами.
– А это, наверное, Кристина? Эта маленькая девочка у окна, да?
– Да, это я. Похоже?
– Очень похоже. Ты любишь смотреть в окно?
– Любила раньше. Дедушку ждала – он приносил то мороженное в стаканчике, то книжку – раскраску. Но он больше не придет.
– Что поделаешь, Кристина. Когда человек умирает, мы прощаемся с ним навсегда.
– Нет, он возвращался! – запротестовала она. – Он приходил. Много раз во сне. А несколько раз я его видела у моей кровати ночью. Я ему рассказывала наши новости. У соседей пропала кошка Мурыська и весь двор ее искал. Но так и не нашли. Зато я, когда мы с мамой шли из садика, нашла мертвого воробья. Я сильно плакала, и мы похоронили его в саду за мыльными цветами.
– Какими цветами? – переспросил Игорь.
– Мыльными. Ну, такие белые цветы, на колокольчики похожи, если поплевать на них и ладошками растереть, будет мыло.
– Ах вот как… не слышал про такое.
– А потом он сказал, что больше не придет и перестал приходить. Он был очень грустный.
– Кристина, это просто сон. Ты скучаешь по дедушке, вот он тебе и снится.
– Ничего не снится! Я видела его наяву. Вот как тебя! Извините, вас. Только он не словами говорил, а… они как будто сами у меня в голове появлялись. Ну, так еще бывает, когда мысли читаешь.
– Ты читаешь мысли? – в очередной раз удивился психолог.
– Да, а что? А вы не читаете разве?
– Нет. Как – то не получается.
– У меня тоже не всегда получается. Но вот так бывает, что я отвечаю на вопрос, а человек только еще хотел спросить. Вот так же в голове дедушкины слова появлялись…
Так, постепенно, Кристина поведала Игорю все свои секреты. И, конечно же, стала считать его другом. Ведь секреты не доверяют посторонним.
Она все больше и больше привыкала к встречам с психологом, к его вниманию и одобрению. И даже стала рассказывать в садике, что у нее теперь есть новый друг – взрослый и красивый. Может быть, когда она вырастет, они поженятся.
Бывшая подружка Ирка стала смеяться, нарочито громко и обидно. Кристина разозлилась, а Канг встал на задние лапы и легонько толкнул обидчицу в грудь.
Та со всего размаху села на пол – квашня квашней – и завыла так громко, что стоявшая в дверях воспитательница бросила точить лясы и примчалась на помощь пострадавшей.
– Она меня толкнууулааа взглядом, – выла Ирка, а из носа ее лезли отвратительные пузыри.
– Петрушкина, прекрати рыдать! Взглядом не толкаются, что ты придумываешь? Насмотрятся телевизора и блажат! – сердилась круглая, плотная, как резиновый мяч Клавдия Андреевна.
– Она толкнууулааа! – упрямо повторяла бывшая подруга.
– Она за взрослого дядьку замуж собралась, – доверительно сообщила новая Иркина подружка, заменившая Кристину.
– Что? – глаза Клавдии Андреевны вытаращились так сильно, что показалось, будто еще немного, и они выскочат из орбит и, подскакивая, упрыгают куда – нибудь в угол.
Вечером воспитательница о чем – то долго беседовала с Кристининой мамой.
Уже и калейдоскоп надоел, и мозаика – словно сама собой – сложилась в картину с домом, деревом и огромным солнцем, а беседа все продолжалась.
Перебивать взрослых неприлично, но подойти поближе и напомнить о себе – не преступление.
– Она очень, очень хороший специалист. И берет недорого, – убеждала Клавдия Андреевна, а мама с сомнением рассматривала какую – то бумажку.
– Сейчас пойдем, Кристиночка, – опомнилась она, заметив тоскливый взгляд дочери. – Спасибо, я позвоню, узнаю, и цена подходящая, и к дому ближе.
На следующий день Кристину повели к новому психологу.
– Она очень хороший специалист, – пересказывала мама слова воспитательницы, – и берет недорого.
– А Игорь? Я хочу к Игорю!
– Игорь Андреевич уехал, – объясняла мама.