Впрочем, последние события произошли уже в отсутствие Семёна. Он резким "гребком" выплыл из этого "судьбоносного" потока – как ушёл в армию, так в ней и остался. Однако и в армии поначалу он занял привычное место аутсайдера. Но постепенно, благодаря исполнительности и трудолюбию, ближе к концу срочной службы он был уже на очень хорошем счету. Армия показалась ему куда более пригодной для существования, чем химкомбинат. Следствием этого явился рапорт ефрейтора Кудашкина, с просьбой оставить его на сверхсрочную службу, что вызвало положительные отклики у командования части.
Самыми важными "кусковскими" должностями в советской армии считались старшинские, но самыми "хлебными" являлись, конечно, должности заведующих продовольственными и вещевыми складами. Именно эти престижные сверхсрочники, а впоследствии прапорщики имели возможность помимо получения денежного довольствия, "кормиться" непосредственно от места. Скромному Кудашкину, конечно, такая "золотодонная" должность не светила. Другое дело старшинская. Несмотря на самый высокий должностной оклад "куски" в старшины не рвались – уж больно нервная и хлопотливая работа. То, что Кудашкин по своему характеру совсем не годился в старшины, полковое командование не смущало. Ведь им просто нужен человек, должностное лицо, на которого можно "повесить" ротное имущество, и с кого можно спросить за внешний вид солдат и порядок в казарме. Так Кудашкин стал старшиной автороты, от которой открещивались все полковые сверхсрочники и старые и молодые. А вот Семёна удалось уговорить – он всё-таки унаследовал от родителей это качество, начальству всегда уступал.
На той, своей первой "кусковской" должности Кудашкин пробыл всего чуть больше года и, конечно, с обязанностями не справился. Что такое старшина да ещё в шоферском подразделении? Это голос, матерщина, пудовые кулаки. Увы, ни одним из этих "достоинств" Кудашкин не обладал. За год "старшинства" он оброс взысканиями, его постоянно склоняли на всех полковых собраниях и совещаниях, из его денежного довольствия регулярно производили вычеты за пропавшие полотенца, простыни, бушлаты… Неизвестно чем бы всё это кончилось, скорее всего Семён не выдержал бы и расстался с армией. В общем, как говориться, от судьбы не уйти, всё одно возвращаться на Родину, на химкомбинат, если бы…
3
Доклад Кудашкина о невозможности восстановления карабинов, как и положено, запустил бюрократическую машину. Зам. по вооружению дал команду начальнику службы РАВ подготовить и отправить в Округ соответствующие документы на списание. Где-то месяца через три эти бумаги вернулись со всеми нужными резолюциями, печатями, подписями и предписанием отправить повреждённое оружие на окружные склады с одновременным списанием с книг учёта части.
Семён Петрович за годы своей оружейно-ремонтной деятельности накопил приличный запас неисправных деталей от СКС. Ему, иной раз, приходилось даже целиком вытачивать на токарном станке и шлифовать наждачкой эти детали взамен неисправных, которые он не выбрасывал, словно предчувствуя, что пригодятся. Пригодились – сейчас он уцелевшие компоненты карабинов заменил неисправными из своего запаса. Таким образом, Кудашкин отправил в Округ три почти полностью негодных комплекта. Ну, а из извлечённых таким образом неповреждённых деталей он собрал карабин, не значащийся ни в одной учётной книге – свой собственный.
Работал Кудашкин осторожно, обязательно заперев дверь склада, в постоянном напряжении слуха. Если кто-то подходил к дверям, то он моментально сворачивал лежащие перед ним детали и инструменты в заранее разостланную плащ-палатку, и тут же всё прятал в порожний оружейный ящик. Ещё никогда Семён Петрович не трудился с таким вдохновением. Осознание работы только на себя включает психологические рычаги, обеспечивавшие и производительность и качество. Скурпулёзно, с любовью он соединял, подгонял приклад и затвор одного карабина со ствольной коробкой второго и газовой каморой третьего. Кое что пришлось подтачивать тончайшим надфилем, а несъёмный складной штык за ненадобностью отпилить. После сборки оставалось лишь пристрелять карабин – Кудашкину нужно было абсолютно точное оружие.
А пока что карабин он уложил в один из ящиков, где хранилось оружие НЗ. Кудашкин ничуть не опасался, что его может здесь кто-то обнаружить. Оружейный склад уже несколько лет никто по настоящему не проверял кроме его самого. А начальник службы РАВ, безгранично ему доверяя, лишь подмахивал инвентаризационные ведомости, ничуть не сомневаясь в соответствии цифр с наличностью хранящегося на складе оружия и боеприпасов. Впрочем, так оно и было на самом деле. Кудашкин окончил сборку своего карабина 15 сентября 1988 года. В этот день вот уже четыре года он посещал кладбище, ибо то был день смерти его жены…
Город, вернее городок, где дислоцировалась часть, в которой служил прапорщик Кудашкин, возник в результате строительства довольно крупной ГЭС, знаменитой не столько суммарной мощностью турбин, сколько своей почти стометровой высоты плотиной. Строительство происходило на рубеже пятидесятых и шестидесятых, наивысшей точки гидростроительной лихорадки в стране. Вслед за ГЭС возвели несколько небольших, но энергоёмких предприятий, а вокруг и рядом вырос город, на окраине которого и была размещён зенитно-ракетный полк для защиты плотины от нападения воздушного супостата. Энергоград вытянулся вдоль реки на узкой полоске ограниченной горами, упираясь "головой" в плотину, а "ногами" в воинскую часть. Самым заметным зданием в городе была горбольница, построенная возле самой реки на возвышенности, неком подобии берегового утёса и оттого видимая издалека, словно башня маяка. В той больнице впервые и встретились Семён и Нюра. Он попал сюда после тяжелейшего дорожно-транспортного происшествия, а она в результате, так называемой, производственной травмы. Что касается Кудашкина, то случившееся с ним случайностью не было, но знали об том немногие, в том числе и он сам.
В шофёрской среде, особенно в молодёжной, нередко случаются те самые бойкие, боевые, ловченные, а по научному, склонные к девиантному поведению особи, которым Семёну мать советовала всегда и во всём уступать. О том же говорило и то, что авторота в полку приносила львиную долю нарушений воинской дисциплины. Так обстояло и до Кудашкина, и при нём… и после. Ко всему, полное несоответствие Кудашкина облику и подобию старшины провоцировала оторвил-шоферов на всевозможные пакости в его адрес. Часто это делалось просто так, без повода, из озорства, желания "достать кусяру". Одной из немаловажных причин, толкавших наглое шофёрское воинство на подобные "акции", явилось то, что Кудашкин никогда не распускал руки, и не только потому, что был несилён, но и от того, что психологически не мог ударить первым. В полку же это неофициально считалось проявлением трусости – если офицер, или прапорщик не бьёт морды солдатикам, то он слабый, плохой командир. Как ни странно, такое мнение было распространено не только среди офицеров и сверхсрочников, но и у срочников, где процветал сержантско-стариковский мордобой.
Трусом, рохлей, тихушником слыл среди своих подчинённых и Кудашкин. Ему постоянно делали большие и маленькие подлянки: издевательский смех за спиной и в глаза, передразнивание из строя во время проведения вечерней поверки, игнорирование его распоряжений, "вещевые диверсии" и т.д. Это уязвляло куда сильнее, чем взыскания, вычеты и устная ругань начальства, начиная от ротного и кончая командиром полка. Он долго молча терпел, хотя и вычислил тех, кто ему особенно "вдохновенно" гадил: воровали новое постельное бельё, полотенца, бушлаты, котелки, вещмешки и продавали их вместе с ворованными запчастями к автомобилям гражданским за забором части, меняли на водку и самогон…