А затем мой собеседник повел разговор об искусстве. Он разглядел во мне человека с наклонностью к таким вещам. Дабижив встал из-за стола и вывалил из сундука серебряные кадила тончайшей работы и по очереди показывал мне их.
– Здесь только несколько вещиц; остальное – у митрополита, в городе…
У меня было ощущение, что меня оценивают, но я сдержанно показывал, что мне нравится, а что нет. Разговор стал несколько официальным и чинным. Как бывает, когда встречаются два специалиста.
– Деспот нашел на Святой Горе (Афоне) старую синайскую рукопись. Он довольно хорошо образован для правителя, может, не так, как почивший деспот Стефан, но… Не случайно, что в родстве и с царем, и с султаном. Так вот, читая рукопись, он заметил, что греческий оригинал существенно отличается от сербского перевода, – стоя над открытым сундуком, Дабижив неожиданно затронул совершенно новую тему. – Деспот сразу же пригласил старых честных монахов со Святой Горы, из Хиландарского монастыря, чтобы они заново перевели книгу. Здесь вот они и сидели… То есть в Смедерево. И переводили под надзором старого митрополита Савватия. Он отлично знал греческий язык. Многие приложили к тому переводу руку. И Кантакузин, и один из учеников Константина из Белграда. Получился настоящий, боговдохновенный перевод.
Дабижив нагнулся и торжественно извлек из сундука толстенную книгу с деревянными обложками, покрытыми красным сукном, да еще окованными серебром. Пучки его волос снова заколыхались.
– Списков сделано было много, но этот – нечто особое. Глянь-ка, мой хороший!
Дабижив положил книгу на стол и рукой поманил меня подойти поближе и рассмотреть ее. Книга была действительно прекрасна. Написана на пергаменте, черными чернилами, красивым почерком, с несколькими занимательными иллюстрациями. Больше всего мне понравилась миниатюра на первой странице, после титульного листа – с лествицей и людьми, которые восходят к Богу, а маленький черный демон их сбрасывает.
– Ну, что скажешь?
Я сказал, что книга и в самом деле особенная, а он почти что вырвал ее из моих рук и чинно направился с ней к сундуку. Но в тот самый момент, когда Дабижив хотел положить ее на место, он вдруг вскочил и, словно озаренный, резко повернулся ко мне.
– Мне тут кое-что пришло в голову!
Я же ни сном ни духом не ведал, что происходит под его тощими пучками.
– Пожалуй, мы сможем решить твою проблему.
От обильного возлияния я почти совершенно забыл, что у меня есть какие-то проблемы.
– Я бы не решился на такое. Но нам нужно выдюжить. А иначе низринемся в пропасть, если не будем помогать друг другу.
Сжав губы, Дабижив подошел и протянул мне книгу.
– Ты легко продашь ее за тридцать дукатов. Только никому не говори, откуда ты.
Только сейчас мне кажется невероятным, что я смогу продать книгу по цене экипажа четверкой. А когда я ее там взял в руки, мне лишь стало не по себе из-за такого щедрого подарка. Я был потрясен.
– Я не могу согласиться на это, правда… – произнес я с навернувшимися на глаза слезами. Дорогой человек в сутане посмотрел на меня с дружеской улыбкой. Маленькие глазки исчезли под приподнявшимися щеками.
– Можешь, можешь, как так – не можешь… – Дабижив хлопнул меня по плечу и отошел долить нам вина.
Мы опорожнили весь кувшин, и он ушел за новым.
Я смотрел на книгу в руке и, готовый залиться слезами, старался обуздать свое сердце, которое все расширялось и расширялось, угрожая сдавить мне легкие. Я думал – как же удивительно посреди кошмара, в стране, которая падает в пропасть, встретить такое проявление дружеской любви. Ко мне вдруг вернулась вера, что ничто в этом мире не уничтожит мой народ. Никакие турки, никакая чума. Никакой Запад – неспособный своими деньгами и своей новой верой в торговлю уничтожить всю глубину человечности, которую хранит православие.
Мы продолжили пить.
Когда разговор замер, я понял, что нужно идти. Я встал и стыдливо взял книгу.
Вздохнув, еще раз поблагодарил Дабижива.
– Слава Богу, – прервал он меня, скромно отведя взгляд в сторону.
Дабижив проводил меня до дверей канцелярии. И на пороге весело сказал:
– Прости, но тот золотой… Я ведь должен как-то оправдать… Понимаешь?
Что-то внутри меня оборвалось, но я все-таки поспешил свободной рукой достать монету из сумы.
– Да, конечно…
Дабижив придержал книгу.
– Думаю, ни у кого не возникнет вопросов, – подмигнул он мне. – «Сейчас я в каком-то смысле здесь главный».
Попрощавшись с золотым, я кисло улыбнулся, взял книгу и вышел на воздух. Перед расставанием мы еще раз расцеловались.
– Поставь и за меня, грешного, одну свечку в Великой церкви. Да пребудет с тобой Господь! – услышал я за спиною. Пробираясь во мраке к выходу с церковного подворья, я не оборачивался.
Я чувствовал себя немного, как тот сом в две сажени. Будь я дворянином, на заднике моего герба непременно бы красовалась эта рыбина.
Как я завтра все ей объясню? Заснула она злая, а проснется вообще как фурия. Так мне и надо. С другой стороны, быть может, это – некая справедливость. Ведь золотой на самом деле и не был нашим. Мне его лишь доверили на сохранение. Ну да, так я начну еще… Не стоит! Сом! Как мне теперь добраться до Царьграда?
Книга действительно прекрасна. Украшенные заглавные буквы так изящны. И флажки перед оглавлением. А та икона на первой странице просто чудесна! Такая наивная, и в то же время… почему демоны такие маленькие? Оттого они выглядят довольно симпатично невыносимыми, пока тащат людей вниз. Странно, что ангелы не помогают людям, старающимся взобраться на лествицу. Не тянут их вверх. А только молятся за них. Люди слишком уж откровенно предоставлены самим себе.
Не пойму, золочен ли фон. Выглядит, как последний след моего золотого…
Большая черная голова, заглатывающая грешников, кажется уставшей. Это утешает. Наглоталась, похоже. И теперь ей хочется спать. Клонит в сон и меня. Господи, помоги!
Неожиданно Мики стало душно в его комнате. И хотя в ней было совсем не жарко, он распахнул окно. Город все еще лежал во мраке. Лишь кое-где отдельные окна поблескивали слабым светом свечей. Кому-то и впрямь могло прийти в голову, что ад разинул свои огромные челюсти над Сербией. А свечи горят за упокой ушедших. Чудно, но эта параллель со свечами успокоила священника. В его комнате тоже горела одна.
Мики вернулся за столик и перевернул следующий желтый лист. Словно всегда читал только при свете свечи.
15 апреля
Кто бы ожидал, что все так разрешится.
Выброшенные на улицу, мы сидели на площади – я со своей книгой, которая мне сейчас служит как подложка для письма, а она со своим бесом. И рассуждали о том, можем ли мы вообще продолжать путешествие. Точнее сказать, рассуждал я один. Боялся, что она не захочет вернуться назад. Потея от вчерашнего вина, я применял все свои ораторские способности, чтобы убедить ее в том, что у нас достанет сил на эту авантюру. Уж в Сербии-то мы с голода не умрем. Кто тут умер от голода? А с ночлегом как-нибудь перебьемся. Погода стоит теплая… Вероятность того, что турки дойдут до Моравы, закрывает нам этот путь, но мы ведь можем их обойти. По как можно более широкой дуге.
Наше путешествие, конечно, несколько удлинится, но спешить нам некуда… Едва ли она забыла наставления Германа и то, что нас ждет в Царьграде, в месте встречи.
Моя ледяная сфинга[18] явно думала только о том, как бы меня проглотить. Спешка ее вообще не волновала.
Для пущей убедительности я решил пожертвовать одним из своих драгоценных листов бумаги. Я стал рисовать юго-западное направление пути, которым мы обойдем турецкое войско. Но мое чертежное мастерство ее не воодушевило. И все-таки я добился своего!
Вожатый каравана, готовящегося двинуться из Смедерево в Дубровник, направляясь к городскому таможеннику, остановился на мгновение как раз рядом с нами и, увидев мой чертеж, воспринял его как Божий знак!