– И что мне написать Эмили?
– Ей семьдесят, – терпеливо сказала Вэл. – Напишите, что сделаете все, что сможете. Ее от нас отделяют не только полторы сотни миль, но и полторы сотни лет. Она живет в прошлом, во времени, предшествующем наполеоновским войнам. Тогда было так принято. Дом ее совершенно не изменился, сама она тоже. Если бы она не была такой жесткой дамой, это выглядело бы жалко, а так – всего лишь глупо. Нельзя вести себя, словно ты королева Шарлотта, даже если живешь в замшелой берлоге времен короля Георга.
Леди Папендейк с сожалением кивнула.
– А с Джорджией ты поговоришь?
– О нет! – Вэл стояла спиной к окну, и на солнце ее волосы светились, словно огненный нимб. – Нет. Через пару дней она сама все забудет. Если я поговорю с ней, у истории появится продолжение. Она будет рыдать, каяться, потом расскажет кому‑нибудь по большому секрету, и все пойдет по второму кругу.
– Ты не по годам умна, – заметила леди Папендейк таким тоном, как будто ее это очень огорчало. – Возможно, племянница Эмили все преувеличила.
– Возможно. Но в любом случае давайте смотреть на вещи оптимистично.
– Ты боишься, что этот мужчина услышит?
– Боюсь, что он уже все услышал, – ответила Вэл с похвальным равнодушием. Прочитав письмо Дороти Фелпс, она наконец стала понимать смысл невнятных слов Делла. Последней каплей обычно становится именно такое неожиданное проявление доброты, и внезапно ее броня пала. Она прислонилась лбом к оконному стеклу и пробормотала:
– Господи, милый мой, любимый, Господи, что же мне делать, любимый мой…
Эти дурацкие причитания сделали существование чуть более выносимым, а потом момент отчаяния прошел.
Она отвернулась от окна и взглянула на тетю Марту.
– Это проходит, – ответила та на незаданный вопрос. – Из всего на свете это происходит наиболее бесследно. Наслаждайся, пока есть чем.
– Наслаждаться?
Леди Папендейк взглянула на свои руки, испещренные мелкими бурыми пятнышками.
– Чувствовать что‑либо – большое дело, – заметила она. – Со мной этого давно не случалось.
Вэл присела у стола и принялась что‑то рисовать. Тетя Марта подошла к ней и заглянула через плечо.
– Что это? Ночная рубашка?
Вэл зачеркнула свой эскиз и подняла взгляд – ее щеки покраснели, глаза смеялись.
– Маленький хорошенький саван, – сказала она. – Его надо сшить из какой‑нибудь тяжелой дорогой ткани. Нового бертовского кордешина, например.
– Это ужасно и бессмысленно, – сказала леди Папендейк. – Мне нравятся бантики. А зачем карман?
– Для индульгенций, – весело ответила Вэл. – Они всегда в моде.
Глава 15
– Вот что я вам скажу, – изрек мистер Лагг, разглядывая золотые карманные часы, безнадежно испорченные, по его мнению, дарственной надписью на задней крышке, – в ломбарде за такие надписи сильно снижали цену. – Я считаю, что она не придет.
Мистер Кэмпион отвернулся от окна и зашагал по ковру, ссутулив обтянутые вечерним пиджаком плечи.
– Несносная девчонка, – пробормотал он. – Унеси мятный ликер. Если хочешь, выпей.
– Чтобы от меня пахло пилюлями? Благодарю покорно. Лагг прошествовал к кофейному столику и убрал провинившуюся бутылку в бар.
– Вам лишь бы подтрунивать надо мной, да? Я для вас навроде шута. – Его широкое белое лицо при этом сохраняло совершенно спокойное выражение. – Можно надо мной посмеяться, вечно я что‑нибудь смешное ляпну.