Бедняга Рэй! Мне его страшно не хватает. Пойдем вместе. Я за тобой заеду за четверть часа до начал а. Не слишком рано и не слишком поздно, да? В самый раз.
– Хорошо.
– Вэл, ты какая‑то отстраненная. Ты на меня не сердишься?
– Сержусь? Дорогая, но на что? Ты же ничего не замышляешь?
Джорджия рассмеялась – весело и облегченно.
– Ну конечно нет. Я просто спросила. – И с комическим акцентом кокни добавила: – Мы, девчата, все же странные, вечно себе что‑то воображаем. Такими уж уродились. Да, Вэл?
– Да.
– Ты меня любишь, хотя бы чуточку? Мы подруги?
– Разумеется, дорогая.
Вэл не была актрисой, и голос ее звучал немного принужденно.
– Правда?
– Не глупи. Я на работе. Конечно, подруги.
– Ну хорошо. И будь со мной поласковее. Мы же идем на службу в память о моем муже. Но ты меня не понимаешь, да? Ты такая жесткая.
Укол достиг своей цели, и лицо Вэл выдало ее эмоции, но телефон явил миру только ее спокойный высокий голос:
– Неужели? Мне так не кажется. Впрочем, не знаю.
– Вот я и говорю. Но я тебя не виню – напротив, восхищаюсь. Ты сама не знаешь, насколько тебе легче. Ты многое теряешь, но куда больше выигрываешь. Слушай, а как насчет леди Папендейк? Она пойдет с нами? Мы же не хотим походить на девиц легкого поведения. То есть мы и не будем, конечно, но все‑таки мы слишком молодо выглядим. С кем она пойдет?
– Боюсь, она вообще не пойдет.
– Да? Почему? По‑моему, ей надо пойти.
– Она решила, что не пойдет, – ответила Вэл. В действительности тетя Марта сказала, что знала Рэмиллиса слишком хорошо, чтобы не понимать: молиться за него – значит впустую тратить время, как свое, так и Господа. Но повторять ее слова не стоило.
– Ну понятно. Тогда остаемся мы с тобой – и Синклер, конечно. Я только что примерила свой костюм, просто потрясающе. Как ты думаешь, эти бабочки на шляпке не слишком игривые?
– Да нет, пожалуй. Ему же нравилось, когда ты хорошо выглядела.
– Ты что, смеешься?
– Ну что ты, дорогая.
– С тобой сложно. Ты не понимаешь. Я его любила. Я обожаю Алана, но любила Рэя. Правда. Любила.
– Ты нас всех любишь, – сказала Вэл. – Храни тебя Господь. Пока, золотце.
– Пока, дорогая. Я приеду в четверть третьего. Да, дорогая, не надевай все черное. Это ведь я вдова. Ничего, что я так говорю? Я подумала, что ты не обидишься. За это я тебя и люблю – можно быть самой собой. Вэл, как ты думаешь, я очень вульгарна?
– Не больше, чем мы все. До встречи, дорогая.
Похоронная служба была замечательно организована и проведена, поскольку церковь специализировалась именно на такого рода службах. Оглядывая старинный каменный неф, мистер Кэмпион подумал, что присутствующие, как всегда, разделились на «друзей невесты» и «друзей жениха» – только теперь это были «родственники и официальные лица» и «друзья покойного».
Таузер, представлявший королевскую семью, и его спутники, очевидно представлявшие Таузера, сидели по одну сторону прохода вместе с тетушками, сводным братом, сослуживцами Рэмиллиса и его приятелями по клубу. По другую сторону сидела Джорджия в окружении людей из «Цезарева двора». Синклер со стоическим выражением на вытянувшемся личике примостился рядом с матерью.
Вэл тщательно продумала свой наряд, и женская сторона ее натуры взяла верх. Она выглядела превосходно. В своем темном наряде Джорджия в кои‑то веки смотрелась как‑то уж слишком тяжеловесно, чересчур по‑вдовьи, хотя и неизменно элегантно. Вэл на свой лад выполнила просьбу не одеваться во все черное – вместо обычной сумочки она взяла очаровательный серебристый конверт, украшенный оплеткой со старинного немецкого молитвенника и несколькими крупными живыми фиалками.