– Тогда все ясно, – сказал он наконец. – Все понятно. А как там Джорджия? Как вы считаете, мне надо к ней пойти? Я не хочу. Я боюсь… боюсь, что снова испытаю шок. Да и в любом случае я буду только мешать. Мистер Делл с ней?
– Не знаю. Когда я в последний раз ее видел, с ней была моя сестра.
– Ваша сестра? Тогда хорошо. Все в порядке. Тогда я перелезу через стену и приведу себя в порядок в отеле. Надо сложить вещи. Она, наверное, захочет вернуться в город.
Мистер Кэмпион с интересом смотрел на заостренное личико своего собеседника. Оно было приятно глазу, но сыну всегда будет недоставать притягательности и обаяния матери. Всю свою жизнь он будет низкорослым и в целом не сильно изменится с детства. Это был странный ребенок.
Некоторое время они сидели молча, почему‑то чувствуя себя на удивление спокойно друг с другом.
– Рэй не был мне отцом, вы в курсе? – Это признание прозвучало довольно резко. – Меня зовут Синклер.
– Понятно. Не знал, как тебя называть. А второе имя?
Едва вопрос прозвучал, Кэмпион сразу же пожалел о нем. Смущение его собеседника было очевидным.
– Окрестили меня Сонни, – ответил мальчик одновременно сухо и вызывающе – он явно научился этому тону недавно. – Тогда это имя казалось нормальным. Даже модным. Теперь, конечно, оно звучит жутко. Меня все зовут Синклером, даже мама.
– Меня окрестили Рудольфом, – сообщил мистер Кэмпион. – Но все называют Альбертом.
– А как иначе, правда? – поддержал его Синклер сочувственно. – Джорджия говорит, что на этом имени настоял мой отец, – думал, что я пойду в театр.
Его губы задрожали, и он яростно вытер лицо мокрым платком.
– А тебя не тянет на сцену?
– Дело не в этом. – Голос мальчика беспомощно дрогнул. – На самом деле мне все равно. Мне вообще все равно, кем быть. Я просто надеялся, что все наконец устроилось. Поэтому я и разнюнился. Это даже не из‑за Рэя. Он был неплохим парнем – дружелюбным таким, общительным. И ужасно интересно рассказывал про свои похождения в Ирландии. Но с ним было столько хлопот! Приходилось все время ходить за ним по пятам, подыгрывать ему и уговаривать вести себя разумно и потакать Джорджии. Иногда он мне нравился, а иногда я ужасно уставал от него. Я испугался, когда услышал, что он умер. Думал, что меня стошнит, – все, как вы говорили. Но плакал я из‑за себя.
Он громко шмыгнул и вновь пнул лавку.
– Поэтому я и решил рассказать – вам плевать, конечно, но все‑таки это правда, и как‑то неприятно, когда тебе сочувствуют, потому что ты переживаешь из‑за смерти отчима, а на самом деле ты плачешь по себе. Признаться, мне на всех плевать, кроме Банни Барнс‑Четвинда и старой Гритс. Это домоправительница Джорджии. Она меня нянчила в детстве.
– А кто такой Банни?
Синклер просветлел.
– Он хороший парень. Мы вместе перевелись из Толлесхерста в Хэверли в прошлом семестре. У него тоже проблемы с родителями. Они без конца разводятся и меняют планы. Банни – отличный парень. Он бы лучше объяснил. На самом деле все ужасно банально. Не хочу показаться снобом или нахалом, но вы же понимаете, хочется быть уверенным в своем положении, правда же?
Последний вопрос явно исходил из самого сердца, и мистер Кэмпион, всегда отличавшийся честностью, немного подумав, ответил:
– Неуверенность в своем положении может быть очень неприятной.
– Вот именно! – В покрасневших глазах мальчика застыло отчаяние. – Пока не появился Рэй, у меня вечно были проблемы. Все началось в Толлесхерсте. Это довольно неплохая школа, и сначала мне там нравилось, потому что Джорджию все хорошо знали, а потом… – Он замялся.