Недолгое время Эндрю Гриффин выполнял их для меня и получал за это то, что я бы назвал разовыми вознаграждениями. — Литлбери соединил кончики пальцев под подбородком и выжидающе поморгал. — Он исполнял разную черную работу — помыть машину, подмести двор… Выгуливал мою маленькую собачку — увы, она уже гоняется за зайцами по облакам. — Только теперь можно было заподозрить филадельфийское происхождение Престона. — Один раз он сменил мне колесо, когда у меня спустила шина — я ее проколол, понимаете ли.
— Вы когда-нибудь платили ему долларами? Если бы кто-нибудь сказал Вайну, что Престон
Литлбери, это воплощение аристократизма и педантизма, или, как он сам себя несомненно бы назвал, носитель высокой культуры, употребит присказку какого-нибудь старого уголовника, сержант ни за что бы не поверил. Но Престон Литлбери произнес те самые слова:
— Такое могло быть.
Притом он произнес их самым уклончивым тоном, какой Вайну только приходилось слышать. После этого сержант не удивился бы, если бы Престон заговорил такими красноречивыми фразами, как: «Буду с вами абсолютно честным» и «Если говорить всю правду…» Жаль только, мистер Литлбери никак не смог бы прибегнуть к самой чудовищной из этих формул — «Клянусь жизнью моей жены и детей, я невиновен». У него, по всей видимости, не было ни жены, ни детей — только собака, да и та уже умерла.
— Но было или нет? Или вы не помните?
— Это было давно.
Чего он боялся? Сущей ерунды, подумал Вайн. Лишь бы налоговое управление не раскопало его нелегальных финансовых операций. Скорее всего, совершая свои сделки, он платил долларами. В восточноевропейских странах доллары принимают охотнее фунтов и много охотнее местных валют.
— Мы нашли в вещах Энди Гриффина некоторое количество долларовых купюр, — сказал Вайн и уточнил. — Долларовых банкнот.
— Это универсальное платежное средство, сержант.
— Именно. Так значит, вы могли иногда платить Энди долларами, но не помните этого?
— Это могло быть раз или два.
Престон больше не испытывал желания сопровождать каждый свой ответ забавной историей — казалось, ему внезапно стало не по себе. Он примолк, перестал подмигивать, а руки его беспокойно копошились на животе. Вайн почувствовал вдохновение и не упустил момента.
— Нет ли у вас счета в Кингсмаркэмском банке, сэр?
— Нет, — отрезал Литлбери.
Вайн помнил, что американец постоянно живет в Лондоне, а в Форби появляется лишь наездами, в основном по выходным, но, конечно, ему случалось оставаться здесь и до понедельника, и ему нужно было где-то брать наличные…
— Осталось ли еще что-то, о чем вы меня не спросили? Мне показалось, вы хотели говорить об Эндрю Гриффине, а не о моих финансовых операциях.
— О последних днях его жизни, мистер Литлбери. Видите ли, мы не знаем, где он их провел. — Вайн назвал интересующие его даты и уточнил: — С утра воскресенья до полудня вторника.
— Он провел их не со мной. Я был в Лейпциге.
В управлении полиции Большого Манчестера подтвердили факт смерти проживавшего в Олдэме Дэйна Бишопа, двадцати четырех лет. Причина смерти — остановка сердца, случившаяся в результате развития пневмонии. Дэйн ускользнул от внимания Вексфорда лишь потому, что не имел на момент ограбления приводов в полицию. Единственная запись о нем в полицейском архиве была сделана лишь спустя три месяца после убийства Калеба Мартина: Дейн пытался взломать дверь магазина в Манчестере.
— Я собираюсь предъявить этому Джему Хокингу обвинение в убийстве, — сказал Вексфорд.
— Но он уже в тюрьме, — ответил Берден, будто возражая.