Дейзи вздохнула.
— Не помню, чтобы она с кем-нибудь встречалась. Не помню, чтобы она говорила про каких-нибудь мужчин. Думаю, они ее просто не интересовали. Давина часто говорила маме, что ей нужен мужчина, чтобы «не замыкаться в себе», и даже Харви пытался тут поспособствовать. Помню, раз он пригласил к нам какого-то субъекта из политической тусовки, и Давина рассуждала, подойдет ли он для мамы… Они думали, я не пойму, что они имеют в виду, но я все поняла… В прошлом году мы были в Эдинбурге на книжном фестивале — Давина как-то там была занята, — и мама подхватила грипп и все две недели пролежала в постели. Давина все сокрушалась, какая это досада, ведь она там встретила сына одного своего друга, который очень подошел бы маме. Так она сказала Харви — что он «подошел бы» для мамы… А маме и так было хорошо. Она была довольна жизнью. Ей нравилось понемногу возиться в этой галерее, смотреть телевизор, ни за что не отвечать, понемножку рисовать, сочинять одежду и все прочее. Все эти волнения и хлопоты с мужчинами были ей совсем ни к чему.
Лицо Дейзи внезапно исказило горькое отчаяние, безутешная обида ребенка. Она навалилась на стол, подперев лоб рукой и запустив пальцы в волосы. Инспектор ожидал вспышки негодования, жалоб на судьбу, воплей протеста: отчего это случилось с ее матерью — простой и нетребовательной безобидной женщиной… Но вместо этого Дейзи, подняв голову, ровным голосом сказала:
— Джоан, как я понимаю, была такая же. Тратила тысячи фунтов на одежду, на косметический салон, прическу, массаж и все такое, но не ради мужчин. А ради чего, не знаю. Может, для самой себя… Давина была всегда настроена на любовь, на мужчин. Она называла это наполненной жизнью и думала, что это так современно — это се слово. Но на самом деле женщинам это больше не нужно. Им нравится появляться в своей женской компании… Сегодня для того чтобы быть настоящей женщиной, не нужно иметь рядом мужчину. Уже не нужно.
Казалось, она пытается в чем-то оправдать себя, в чем-то убедить. Вексфорд сказал:
— Миссис Вирсон говорит, что ваша бабка хотела, чтобы вы повторили ее жизнь, все ее шаги.
— Да, но без ее ошибок. Я же говорю, она стремилась контролировать людей. Меня-то не спросили, хочу ли я поступать в университет, хочу ли путешествовать и писать книги, и… и заниматься сексом со множеством разных людей. — Дейзи смотрела куда-то в сторону. — Но они почему-то не сомневались, что я все это буду делать. А я не буду. Я даже не хочу поступать в Оксфорд — да я, в общем, и не смогу, если у меня не будут сданы даже выпускные. Я хочу быть собой, а не чьим-то творением.
«Итак, время все-таки делает свое дело, — подумал инспектор, — время лечит». Но то, что Дейзи сказала в следующий момент, тут же заставило его усомниться.
— Если я вообще чего-то хочу. Если для меня хоть что-то имеет значение.
Инспектор ответил не сразу.
— Кое-что вы, возможно, захотите — посмотрите, как мы превратили вашу тихую обитель в полицейский участок?
— Не сейчас. Хочется побыть одной. Только я и Куинни. Она мне обрадовалась. Прыгнула с перил мне на плечо, как раньше. А мурлычет! Будто лев рычит. Я хочу пройтись по дому, осмотреться, заново с ним познакомиться. Для меня он изменился, понимаете. Тот же — но другой. В столовую я не пойду. Я уже попросила Кена опечатать ту дверь. На время, конечно. Чтобы я не открыла ее… нечаянно… забывшись.
Редко увидишь, как человек дрожит. Тело Дейзи не содрогалось, но Вексфорд увидел признаки внутреннего озноба: краска сбежала с ее лица, кожа на шее покрылась пупырышками. Вексфорд подумал, не рассказать ли ей о том, какие меры он думает принять для ее безопасности, но решил, что все же лучше будет поставить Дейзи перед фактом.