Залески так рвется угодить, что вести с ним разговор следует с оглядкой.
– А не припомните, случайно, во что он был одет?
– Смешно, конечно… – Залески состроил гримасу. – Но помню я по‑настоящему только его лицо. То, как он взглянул на меня. Вот что застряло в памяти. А остальное как‑то расплывается. Хотя одет он был вроде бы в плащ. Так же, как вы одели мужчину при реконструкции сцены преступления. Руки держал в карманах. А вот какие на нем были брюки или туфли – без понятия. Все так быстро произошло. Вот он тут, а вот – его и след простыл.
Жаль, что Залески не запомнил лицо мужчины почетче. Пока они продвинулись совсем немного. Миссис Брук с того места, где она сидела, лица мужчины толком не разглядела. А Залески видел его вблизи, пусть всего‑то доли секунды.
– Понятно. Как думаете, вы сумеете помочь нам составить его словесный портрет?
– Попробовать, конечно, можно.
– В какую сторону уехала та машина? Давайте условно считать, что она и вправду принадлежала этому типу.
– Вы говорили, – сверилась со своими записями Донован, – в сторону Поупс‑лейн?
– Да, все верно.
– И в какое время это произошло? – уточнил Тарталья.
– После пяти, ну, может, в четверть шестого. Я как раз шел забрать из гаража свою машину. Оставлял ее на техосмотр и техобслуживание. Закрываются они в половине шестого, и я торопился: мне на тот вечер очень была нужна машина. Я уже рассказывал сержанту Донован все подробно, если пожелаете потом проверить детали. Возможно, в гараже вспомнят поточнее, когда я к ним приходил.
Проверят‑то они всенепременно, но и сейчас понятно, что по времени рассказ Залески увязывается идеально. Сомневаться не приходится, он действительно видел Тома. Теперь важно, чтобы Залески сумел указать на Тома при опознании, в ряду похожих людей, если полиция того разыщет.
– А почему вы раньше к нам не пришли? – поинтересовалась Донован. – Разве вы не видели объявлений с обращением к свидетелям? Мы их расклеили на всех улицах по соседству с церковью.
– Той дорогой я редко когда хожу, – покачал головой Залески. – Живу я на противоположном конце Илинга, работаю в Южном Кенсингтоне. Обо всем, что случилось, я узнал только вчера вечером из «Кримобзора».
Захлопнув блокнот, Тарталья сунул его обратно в карман:
– А кем вы работаете, мистер Залески?
– Я гипнотизер.
– Выступаете на сцене?! – Тарталья едва подавил удивление. Ничего от шоумена или там актера в Залески не наблюдалось. Не похож он на гипнотизера, которого Тарталья представлял кем‑то вроде ярмарочного фокусника. Скорее, напоминает заурядного бухгалтера или юриста из Сити.
Залески усмехнулся: с такой реакцией он явно сталкивался не впервые.
– Нет, ничего такого гламурного. Я – не Пол Маккенна. У меня всего лишь небольшой частный кабинет. Я не амбициозен, зато мне нравится то, чем я занимаюсь. По счетам платить хватает, вот и прекрасно.
Интересно, как человек умудряется зарабатывать на жизнь подобной профессией, – подумал Тарталья и спросил:
– Так что же вы делаете?
– Главная моя специализация – избавлять людей от фобий и вредных привычек. Клаустрофобия, страх перед полетами, всякое такое. Многие из тех, кто обращается ко мне, желают сбросить вес или бросить курить. – Он кинул взгляд на Донован и улыбнулся, будто между ними существовал какой‑то секрет. – Это и есть мой хлеб с маслом. К счастью, спрос большой, и обычно мне удается добиваться отличных результатов. Как правило, требуется всего несколько сеансов.
– Все так легко? – скептически осведомился Тарталья, вдруг с вожделением вспомнив, что в кармане у него прячется полпачки сигарет.