Затем она разлила вино. Карин Лебуте поддалась соблазну и сделала глоток, который ее, кажется, успокоил.
– Поклянись, что ты не имеешь никакого отношения к смерти Алис.
– Клянусь тебе, Жорж. Я вела бухгалтерскую отчетность так, чтобы вклады Ролана растворялись в общей массе. Но я никогда не совала нос в его дела. Да он и сам предпочитал, чтобы я не имела к ним отношения.
– Как долго это продолжалось?
– Три года.
– Со всеми девушками?
– Нет, Ролан никого не принуждал. Были Бенедикт, Лючия и Мирей.
– А Алис? – вставила Лола. – С каких пор она этим занималась?
– С тех пор как рассталась со своим дружком. У нее случился простой, и она приняла предложения Ролана.
– Вы знаете имена?
– Ни одного.
– И это бывало частенько?
– Не думаю. К тому же в последнее время она больше не работала для «Праздника, который всегда с тобой». Она сама договаривалась с заказчиками. Ролан мне сказал, что они поссорились.
– Из‑за предложений?
– Не знаю. Поверьте.
И Карин Лебуте рассказала все, что знала. Ее брат незаметно вовлекал видных людей в сомнительные истории, устраивая для них тайные встречи с красивыми девушками. Получив информацию или видеозапись, обращал их в деньги. Требования были анонимными – Ролан старался внушить мысль о вмешательстве постороннего человека – и после первого платежа жертву оставляли в покое. Хозяйка «Праздника» клялась, что не знает ни одного имени. И никогда не слышала о вечеринке с жидким латексом.
– Я тоже, – сказал Лебуте. – Жаль, меня бы это заинтересовало.
– И ты еще находишь это забавным!
– А что нам остается делать, если не шутить? Я полагаю, наши добрые сестры поведут нас в исповедальню, а затем нам придется прикрыть лавочку. Или я ошибаюсь, комиссар Жост?
– Я уже не комиссар, и единственная исповедь, которая меня интересует, – это исповедь вашего шурина. Если вы скажете, где его найти, и не намерены предупреждать его прежде, чем я туда прибуду, то я предоставлю вам возможность стирать грязное белье в кругу семьи. Это вас устраивает?
Карин Лебуте хотела было возразить, но муж сдержал ее порыв.
– Я не знаю, где Ролан, но когда он последний раз мне звонил, был слышен шум, который ни с чем нельзя спутать.
– И что это было?
– Крики чаек.
Лола подумала, что чайки есть и в Париже, но чтобы шум на заднем плане был слышен по телефону, нужна целая команда птиц, а ведь парижская чайка обычно выступает соло. Она повернулась к Ингрид. Та улыбалась. Как ни стремились непогоды, подлости, драмы собраться у них над головой и раскричаться на злом ветру, Ингрид оставалась в душе озорной девчонкой. Лола видела, что она приплясывает от нетерпения при мысли о поездке к морю.
Ингрид давно уже вела машину, и обрывки музыки на разных частотах смешались в неприятную какофонию. Лола шарила в бардачке в поисках кассет.
– Бобби Вумак, Стиви Ванда, Дионна Уорвик. Кого ты предпочитаешь?
– Все сойдет, все funky. Я и не знала, что Хадиджа любит классиков.
– Мы много чего не знаем о людях, – ответила Лола, вставляя в автомагнитолу «The Very Best of Bobby Womack».
Ингрид начала подпевать.
«Across 110 th street
Pimps trying to catch a woman that's weak
Across 110 th street
Pushers won't let the junkie go free…»
– Может, достаточно просто слушать?
– Не могу удержаться, Лола.