Моча на коврике…
Накануне ей не хватило мужества убрать грязь, она просто вошла в квартиру и заперла замок на два оборота. Нужно взять себя в руки…
Кристина вышла на площадку. Запах стал слабее. Проще всего будет выбросить коврик и купить новый. Сегодня вечером она отправит его прямо на помойку – не нести же эту дрянь в квартиру!
Внезапно женщине в голову пришла «неаппетитная» мысль: «Что, если на половик написал вовсе НЕ пес?» Телефон зазвонил в тот самый момент, когда она подошла к двери. Это не совпадение… Кто-то ее ждал, шпионил… Неужели тот же человек, что звонил на радио? Возможно ли, что он пришел и помочился на дверь? Журналистка вздрогнула и отступила назад. Липкая волна страха накрыла ее, как посттравматический синдром: вчера ее преследователь мог сидеть на лестнице этажом выше и ждать, когда она вернется! Она с опаской взглянула на двери лифта, протянула руку и нажала на кнопку. Из глубины шахты донеслись шум мотора и скрип тросов поднимающейся кабины…
Он ли вывел из строя лифт? Или она сходит с ума?
Радио…
Кристина потеряла счет времени. Она никогда не опаздывала на работу – ни разу за семь лет! – и вот проспала вчера, проспала сегодня…
Вернувшись в квартиру, женщина заперла дверь и отправилась под душ. «Нужно сменить замок. Срочно. И поставить засов…»
После душа Штайнмайер обернулась полотенцем, села к компьютеру и открыла сайт «Желтых страниц». Три первых слесаря ответили, что смогут прийти не раньше чем через две недели. Она посмотрела на часы. 8.25… Давай, шевелись!
– Сегодня вечером, в пять, устраивает? – спросил ее четвертый слесарь.
– Договорились.
Женщина продиктовала адрес и повесила трубку. Оделась она «на четвертой скорости», а краситься и вовсе не стала. Игги сидел перед дверью и весело постукивал хвостом по полу. У Кристины сжалось сердце. Накануне она тоже не успела вывести песика на прогулку, и Игги послушно сделал свои дела в лоток на газету. Вечером она просто побоялась выходить на улицу, и ее мохнатый любимец долго курсировал между комнатой и прихожей, не в силах поверить, что хозяйка может быть такой жестокой.
Она уже сутки не выгуливала собаку!
– Прости, дружок, – сказала Штайнмайер, погладив Игги по голове. – Мне правда очень жаль. Обещаю, сегодня вечером мы с тобой совершим долгую вылазку, договорились?
Питомец вопрошающе посмотрел на нее – он не понимал, за что его наказывают.
– Клянусь, мы будем бродить долго-долго… – пообещала его хозяйка.
Идея прогулки по пустынным улицам, где ее мог подкарауливать этот псих, наводила на нее ужас.
– Боже, Кристина, да что с тобой такое?!
– Прости, больше не повторится!
Она попыталась проскользнуть мимо Гийомо, но программный директор удержал ее за руку:
– Зайди в мой кабинет.
– Зачем? Мы уже опаздываем: до эфира двадцать минут!
– Плевать, мне необходимо кое-что тебе показать.
Тон начальника насторожил Кристину. Он пропустил ее вперед и закрыл дверь. На стенах кабинета висели плакаты, восхваляющие достоинства «Радио 5», в углу, на тумбочке, булькала кофеварка, а на экране компьютера в режиме он-лайн шли новости.
– Хочешь кофе? – предложил директор.
– А успеем? – засомневалась его подчиненная.
– Эспрессо или двойной?
– Черный, с одним куском сахара.
Гийомо поставил перед журналисткой чашку и сел в кресло. Скрестив пальцы, он посмотрел ей прямо в глаза.
– Я… извини за опоздание, – виновато вздохнула мадемуазель Штайнмайер.
Шеф отмахнулся и одарил ее милейшей из улыбок:
– Забудь, с кем не бывает… Сколько лет мы работаем вместе? Шесть? Или семь? По тебе всегда часы можно было проверять. Ты не гриппуешь? А то вокруг все болеют… Может, тебе нужна какая-нибудь помощь?
– Нет-нет, всё в порядке.
Мужчина удовлетворенно кивнул:
– Ну и слава богу… Тогда скажи, как идут дела?
Кристина уставилась на него, не понимала, чего он от нее добивается.
– Ну, не мне тебе объяснять, что такое радио, – начала рассказывать она. – Все более или менее нормально. А в чем, собственно, дело?
– Бекер тебя не донимает?
Ведущая не смогла сдержать улыбку:
– Бекер есть Бекер. Сам знаешь, какой у него характер. Я справляюсь. Спасибо за кофе, но мне пора…
Программный директор не дал ей договорить: он открыл ящик стола, достал две упаковки лекарств и протянул ей.
– Что это? – удивилась женщина.
– Это ты мне скажи.
Кристина прочла названия лекарств – «Ксанакс» и «Флоксифрал». Сильнейший анксиолитик и антидепрессант, который прописывают при клинической депрессии и для лечения обсессивно-компульсивных расстройств. Тяжелая химия. Журналистка еще раз взглянула на коробочки и перевела недоумевающий взгляд на Гийомо:
– Я не понимаю…
– Ты уверена, что с тобой всё в порядке? В последние дни ты сама не своя… Ничего не хочешь мне рассказать?
Штайнмайер вспомнила о вчерашнем происшествии, о звонке неизвестного мужчины. Ей действительно хотелось с кем-нибудь поделиться, но уж точно не с Гийомо – ему она не доверяла ни на грош. Жеральд. Нужно все рассказать Жеральду.
– Извини, не стоило шарить по твоим ящикам… – продолжал тем временем ее начальник. – Но мне понадобился список приглашенных, и я наткнулся на… Может, все-таки поговорим?
– Ты хочешь сказать, что нашел это у меня в столе?!
Больше всего Гийомо теперь напоминал детектива из телесериала, ведущего допрос преступника, «пошедшего в отказ»:
– Да ладно тебе, Кристина, мы же друзья… Ты можешь…
Ведущая почувствовала, что заливается краской:
– Я понятия не имею, как эти лекарства попали в мой ящик! Наверно, кто-то ошибся комнатой… Они не мои!
Программный директор тяжело вздохнул:
– Слушай, девочка, у всех бывают плохие дни.
– Да говорю же, это – не мое! ПРОКЛЯТИЕ! Ну как тебе объяснить?
Кристина почти кричала. Гийомо смотрел на нее, вздернув брови, но сказать ничего не успел – она хлопнула дверью и направилась к себе, сопровождаемая взглядами всех сотрудников.
– Где ты была?! – набросился на нее Илан. – Видела, который час?!
– Заткнись, ладно?
– Летучка через пять минут, Кристина.
На сей раз Гийомо даже не посмотрел в ее сторону и исчез в своей комнате. Мадемуазель Штайнмайер скрипнула зубами и начала просматривать почту. Соображала она плохо – мысли были заняты больным ублюдком и тем, что он сказал. А еще тем, как наркотические препараты попали в ее ящик.
Женщина вздохнула, на секунду прикрыла глаза, потом незаметно обвела взглядом коллег. Сидящий за соседним столом Илан был красным как рак. Он даже не смотрел в ее сторону, делая вид, что поглощен изучением свежих газет и журналов, но рука с зажатой в пальцах ручкой тряслась от злости.
– Нет, ты только послушай! – срывающимся голосом воскликнул Илан. – Молодая мать назвала сына, родившегося одиннадцатого сентября, Джихадом! А когда мальчик подрос и пошел в детский сад, одела его в футболку с надписью «Я родился 11 сентября, я – бомба!». Тут пишут, что этот товар свободно продается в магазинах и пользуется бешеным успехом… Трехлетний пацан, уму непостижимо! А знаешь, кто ему подарил эту чу́дную маечку? Родной дядя. Когда на семейку подали в суд, адвокатша заявила: «Если б моя клиентка хотела использовать своего трехлетнего сына как ходячую рекламу преступного деяния, она бы повела его в этой майке не в детский сад, где дети даже читать не умеют, а провезла бы в кабриолете по улицам города…» Можешь себе представить? А что, воспитатели и родители тоже неграмотные?
На лице Илана появилась брезгливая гримаса, и он сокрушенно покачал головой. В кармане у Кристины зазвонил телефон, и она вздрогнула. Номер на экране не определялся.
– Слушаю… – поднесла она мобильник к уху.
– Кристина Штайнмайер?
Мужской голос – не тот, не вчерашний: никакого акцента, более высокий, совсем не вкрадчивый.
– Да… – уклончиво ответила журналистка.
– Вас беспокоят из комиссариата полиции по поводу письма, которое вы принесли нам вчера.