– В июне он был задержан по подозрению в изнасиловании шестнадцатилетней девочки из Малаги.
– И избежал ареста?
– Обвинение было выдвинуто против него и еще одного хулигана по имени Никита Соколов, и если принять во внимание фотографии девушки, удивляться не приходится, – сказал Эльвира. – Но я созвонился с Малагой, и выяснилось, что семья девушки переехала в новенький дом с четырьмя спальнями в перспективном районе возле Нерхи, а ее отец открыл в городе ресторанчик, где девушка теперь и работает. Этот новый мир вокруг заставляет чувствовать себя каким‑то пережитком.
– Люди жадны, – заметил Фалькон. – Кажется, уж наелись, а им все мало! Видели бы вы, как они глаз отвести не могли от денег в багажнике этого русского!
– Но ты всю сумму забрал, не так ли?
– Кто может поручиться, что несколько пачек не свистнули до моего приезда?
– Я звякну тебе, когда прибудет Висенте Кортес. Я соберу вас тогда на совещание. А пока, может, лучше тебе отправиться домой поспать немного.
К Алексею пришли еще затемно, но добудиться его не смогли. Один из пришедших вынужден был прокрасться вдоль боковой стены и перелезть через низкую ограду в сад. Сломав запор на задвижном окне, он влез в дом и открыл входную дверь своему приятелю, державшему «стечкин», хранимый им еще с начала 90‑х, когда он уволился из КГБ.
Поднявшись наверх, они застали Алексея в спальне – он спал на полу, завернувшись в простыню, рядом с ним валялась порожняя бутылка виски. Он был мертвецки пьян и не реагировал. Кое‑как они растолкали его пинками. Он отозвался стоном.
Они оттащили его в ванную и поставили под холодный душ. Алексей бурчал что‑то нечленораздельное, протестующее, словно они все еще пинали его. Под татуировками подрагивали мышцы. Подержав под холодными струями минуту‑другую, они его отпустили. Побрившись перед зеркалом, в котором маячили лица двух мужчин, он принял аспирин, запив его водой из‑под крана. Мужчины последовали за ним в спальню, где наблюдали, как он наряжается в выходной костюм. Бывший кагэбэшник сидел на кровати, зажав «стечкин» в коленях.
Они спустились вниз и вышли на душную улицу. Солнце только что взошло, море было синим и словно застыло в неподвижности. Кругом тишина, нарушаемая лишь птичьим щебетом. Они сели в машину и поехали.
Десять минут спустя они уже были в клубе, в кабинете Василия Лукьянова, где за столом теперь сидел, куря «упманн коронас джуниор», Леонид Ревник – седоватый ежик волос с залысинами на лбу, широкие плечи и грудь, облаченные в дорогую, купленную на Джермин‑стрит белую рубашку.
– Ты говорил с ним вечером? – спросил Ревник.
– С Василием? Да, дозвонился.
– Где ты его застал?
– На пути в Севилью. Где именно – не знаю.
– Ну и чем он оправдался? – спросил Ревник.
– Тем, что Юрий Донцов сделал ему предложение, которого от тебя он и через миллион лет не дождался бы.
– Это уж точно, – сказал Ревник. – Ну а еще?
Алексей пожал плечами. Ревник поднял взгляд, и тяжелый кулак саданул пленника в висок. Алексей упал вместе со стулом.
– Так что он еще сказал? – повторил Ревник.
Алексея подняли и поставили вертикально, как и стул. На голове его уже вздулась шишка.
– Сказал «что это, черт…». Он в аварию попал.
Ревника услышанное заинтересовало.
– Ну‑ка расскажи!
– Мы говорили с ним, и вдруг он сказал: «Что это, черт…» И тут же – бух! Скрежет шин, грохот и – тишина!
Ревник ударил кулаком по столу:
– Какого же черта ты молчал всю ночь!
– Напился.