Кругом была масса входов и выходов – и на улицу, и на стадион, и в кинокомплекс.
Консуэло исследовала их все и каждый раз возвращалась на середину площадки, надеясь увидеть там светловолосую головку сына, прижимающего к груди коробку с футбольными бутсами. Не прекращая поисков, она позвонила старшим сыновьям – Рикардо и Матиасу – и попросила их немедленно приехать в центр, чтобы помочь в розысках. Мальчики были недовольны, особенно Рикардо, который уже направлялся на взморье.
Но через двадцать минут все были в сборе. Сестра Консуэло привезла Матиаса, а к Рикардо присоединилось семейство, у которого он собирался гостить. Отец семейства, не теряя времени, сразу же призвал на помощь первого попавшегося ему охранника, чтобы тот доложил в местную полицию. О мальчике объявили по радио. Обыскали стоянки машин, туалеты, все магазины торгового центра. На десять минут были прерваны все сеансы в детских кинозалах, чтобы осмотреть помещение. Поиски распространили и на улицу, охватили и стадион. Сообщили и на городскую радиостанцию.
Только после того, как угасла последняя надежда, а Консуэло, в который раз обойдя весь маршрут, уверилась, что мальчика своего видит только в воображении, в отупелый мозг ее пришла догадка позвонить Хавьеру. Мобильник его был отключен.
Рамиреса звонок Консуэло застал еще возле компьютера.
– Но Хавьера сейчас здесь нет… – начал было он.
– Где он? – быстро прервала его Консуэло. – Оба его мобильника – служебный и личный – выключены.
– Он сегодня не в Севилье.
– Так где же он, Хосе Луис? Мне необходимо с ним поговорить! Это срочно!
– Сообщить вам больше сказанного, Консуэло, мы не можем.
– А передать ему сообщение можете?
– В настоящее время – нет.
– Уму непостижимо! – воскликнула она. – Да чем же, черт возьми, он так занят?
– Этого я вам сказать не могу.
– Но передать ему, по крайней мере, сообщение, как только он станет доступен, вы сможете?
– Разумеется.
– Передайте ему, что мой младший сын Дарио… что он…
– Что он – что, Консуэло?
Слово не выговаривалось. Все в ней сопротивлялось этому слову. Она не желала впускать его в сознание, и оно спряталось в темном закоулке, где‑то в утробе, хранилище самых жутких материнских страхов. Но сейчас оно вырвалось, выговорилось с тошнотворной четкостью:
– Он пропал.
Портье отеля «Браунс», одиннадцать элегантных соединенных корпусов которого располагались в самом центре района Мэйфер, имел наметанный глаз и зорко оценивал каждого, но ощущалось это только теми, кто не отвечал взыскательным требованиям портье. С Фальконом он говорил безукоризненно вежливо, но суховатость этой вежливости тот почувствовал лишь тогда, когда за его спиной возникла другая фигура – человека, несомненно, известного, хотя имени его Фалькон припомнить не мог. Вот с этим посетителем портье был вежлив по‑настоящему, преувеличенно, карикатурно вежлив. Так или иначе, Фалькона заставили ждать лишь по одной‑единственной причине: его не по сезону легкий и неуместный осенью костюм наглядно свидетельствовал, что к числу «подходящих» клиентов он не принадлежит.
В конце концов позвонили в номер Якобу. Фалькон был вынужден дважды повторить свою фамилию, по‑видимому ассоциировавшуюся у портье с соколиной охотой и вызывавшую у него желание направить ее владельца куда‑то к черной лестнице и входу для прислуги. Затем последовала пауза, во время которой портье слушал, после чего Фалькон испытал на себе, что такое истинно британское гостеприимство.