– Ты не поверишь, – сказал он. – Член городского совета трахает двух девок одновременно! Застройщик имеет малолетку сзади! А строительный подрядчик нюхает кокаин, рассыпанный на сиськах негритянки! И это еще не все! Если это распространится в Сети, Коста‑дель‑Соль просто ахнет!
– Постарайся не допустить распространения. Инструкцию ты знаешь. Просмотр только на одном компьютере в нашем отделе.
– Успокойся, Хавьер. Все находится под контролем.
– Сегодня я уже не вернусь, – сказал Фалькон. – А завтра утром увидимся.
– Эльвира отбыл. Все тихо‑спокойно. Утром я буду, а сейчас, конечно, останусь, если хочешь, но, признаться, я хотел бы уйти.
– Ладно, посмотрим, – сказал Фалькон. – Надеюсь, ты сможешь насладиться уик‑эндом.
– Погоди‑ка, этот парень из ОБОП, Висенте Кортес, заходил – искал тебя. Хотел доложить о русском, найденном в горном лесу, что за Сан‑Педро‑де‑Алькантарой, с девятимиллиметровой пулей в затылке. Парня зовут Алексей и как‑то там еще по‑русски. Дружок того самого, что был найден на автостраде проткнутым железякой. Это важно?
– Скорее для Кортеса, чем для меня, – сказал Фалькон и дал отбой.
На вокзале Санта‑Хуста Фалькон выяснил, что ближайший AVE, скоростной поезд до Мадрида, отправляется в 16.30, а значит, на встречу со старшим инспектором Зорритой он успевает. Якобу он позвонил из автомата на станции, все время прикидывая, в котором часу сможет вернуться в Севилью и состоится ли все‑таки его ужин с Консуэло. Такой желанный, такой необходимый. При всей неспешности развития их отношений.
– Повидайся с Зорритой, – сказал ему Якоб. – А куда тебе ехать потом – скажу.
Фалькон съел что‑то невыразительное, выпил пива, заглотал чашечку кофе и сел в поезд. Хотел вздремнуть, но мешали мысли. Женщина напротив говорила по мобильнику с дочерью. Женщина эта собиралась вторично замуж, и дочь ее не одобряла. Непростая жизнь. Непростые судьбы и сложности, нарастающие, как снежный ком, с каждой минутой.
Позвонил начальник тюрьмы – сказать, что Эстебан Кальдерон попросил консультации психолога.
Поезд мчался по бурым, с квадратиками выжженных полей, равнинам Северной Андалузии. Когда же, в конце концов, прольются дожди?
– Но тюремного психолога он не хочет, – объяснил начальник. – Толкует о какой‑то женщине, которую якобы знаете вы. Фамилию ее он забыл.
– Алисия Агуадо, – сказал Фалькон.
– Вы ведь делом сеньора Кальдерона не занимаетесь, правда?
– Правда, но вечером я встречусь с человеком, который его ведет. Я непременно скажу ему это, и он с вами свяжется.
Он нажал кнопку отбоя. Женщина напротив тоже окончила беседу с дочерью и вертела мобильник на столике, тыча в него длинным, покрытым ярким лаком ногтем. Она вскинула глаза на Фалькона. Такие женщины всегда чувствуют обращенные на них взгляды. Опасная женщина, береги бог от таких. Беспокойство ее дочери оправданно.
Встал он, когда еще не было трех часов, а сна сейчас – ни в одном глазу. На женщину напротив он теперь не смотрел, но забыться сном все равно не мог. Мысли путались в какой‑то полудреме. Он беспокоился, что не удастся вечером повидать Консуэло, и она беспрестанно возникала в его воображении. Познакомились они пять лет назад, когда Консуэло была главной подозреваемой в деле об убийстве ее мужа, владельца ресторана Рауля Хименеса. Потом, год спустя, они встретились вновь, и завязалась легкая интрижка. Фалькон был очень раздосадован, когда Консуэло вдруг прервала все отношения, но, как недавно выяснилось, у нее были в тот момент свои проблемы, которые и привели ее в кабинет психолога, слепой Алисии Агуадо. В последние три месяца они пытаются начать все по новой.